…На ледоколе «Илья Муромец» покидал в эти дни родные берега генерал-лейтенант Яков Александрович Слащев. На ледокол ему удалось попасть стараниями знакомых офицеров флота, а кроме того, разместить там немногочисленных чинов своего родного Лейб-гвардии Финляндского полка, увозящих с собой в изгнание полковое знамя.
Находясь в «раздерганных чувствах», командир знаменитого корпуса, сковавший на перекопских перешейках огромные силы противника, все время путешествия подумывал о том, чтобы объясниться с Врангелем, которого считал причиной своих служебных нестроений, а заодно и тех несчастий, что произошли с Русской армией в Крыму в последние месяцы обороны. Прежние честолюбивые замыслы сделаться военным диктатором уже не снедали Слащева, как прежде, и в будущей армии, какой бы она ни приняла вид, он был готов поделиться лаврами «легендарности» с другими заметными фигурами. По прибытии в Константинополь для начала он решил открыться русской общественности с новой для себя стороны публициста и общественного бичевателя несовершенства врангелевского управления [38]. В 1920, будучи еще в Константинополе, он издал брошюру, где резко обрушился на Врангеля, инкриминировав тому военные поражения в недавней военной кампании по обороне Крыма. В брошюре Слащев возложил всю вину за гибель армии и вынужденную эмиграцию на барона. Щепетильный Врангель предал отступника офицерскому суду чести, на который того не вызывали, однако по результатам слушаний приговорили к исключению со службы. Случай вполне обыкновенный, ибо предмет разбора дел некоторых генералов оставался «притчей во языцех» армии. Особую известность приобрел бывший начальник штаба армии Евгений Исаакович Доставалов. Сослуживец свидетельствовал: «Доставалов вообще вел довольно веселый образ жизни. Из казенных денег он взаимообразно за два раза взял 1500 лир… В компании с полковником Чертковым и еще двумя военными занялся спекуляцией, привозя из Константинополя какие-то вещи для продажи здесь. Захватив с собой общие спекулятивные деньги и золотой портсигар Черткова, Доставалов скрылся. 1500 лир он тоже оставил себе на память… Говорят, приказано его задержать и арестовать».
…Управление частями армии при переформировании вместе со Слащевым желал получить и энергичный генерал от инфантерии Александр Павлович Кутепов, доверительно обратившийся к Слащеву побеседовать о распределении ролей в армии уже в Константинополе. Между генералами произошел примечательный разговор, обнародованный впоследствии Слащевым. Кутепов, выслушав монолог Слащева о промахах высшего командования, сказал: «Раз ты совершенно разочаровался, то почему бы тебе не написать Врангелю о том, что ему надо уйти? Нужно только выставить кандидата, хотя бы меня, как старшего из остающихся <���начальников>. – О, это я могу сделать с удовольствием, – ответил я. – Твое имя настолько непопулярно, что еще скорее разложит армию. – И написал рапорт, который Кутепов повез Врангелю» [39]. Слащева нельзя было упрекнуть в каких-то антиобщественных поступках, сам факт публичного осуждения Главнокомандующего явился для того весьма оскорбительным. Читая некоторые пассажи, Главнокомандующий приходил в неописуемое раздражение, и было, признаться, от чего. Слащев отмечал про барона, что «…он в роль главкома оставался с понятиями эскадронного командира, не желающего лично вести в бой свои части. Мы видели при кратких описаниях операций, что с управлением войсками на широком фронте он совершенно справиться не мог. То же касается его ближайших сотрудников. Это были командиры рот и эскадронов… совершенно не способные вести войска в бой в стратегическом масштабе и совершенно не учитывавшие психологии войск. Этим и объясняется столь скоропалительное падение Крыма и изгнание Врангеля… Ведь сам товарищ Троцкий при начавшемся наступлении на Крым говорил, что предстоит очень трудная и длительная операция» [40]. Цитатами отца «перманентной революции» и нелицеприятными, субъективными характеристиками врангелевских генералов Слащев заработал неприятие командования. Единственным путем избежать обструкции в среде военной эмиграции было новое решение Слащева о возвращении в Советскую Россию в ноябре 1921 года. По возвращении он попал под амнистию, а уже в июне 1922 года добровольно вступил в РККА, где стал преподавателем тактики в Высшей тактической стрелковой школе «Выстрел» и зажил полноценной «советской» жизнью.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу