Сергей Алексеев - Крещение Руси и Владимир Святой

Преемником Леона, верного соратника Владимира в утверждении христианства и наряду с Анастасом Корсунянином одного из главных его наставников в вере, стал грек Иоанн. Его более достоверные источники именуют архиепископом, а не митрополитом. Разгадка этого внезапного снижения статуса Русской Церкви, как видно, в том, что резиденцией Иоанна являлся уже Киев, а не Переяславль. Скорее всего, Леон загодя готовил Иоанна в свои преемники и поставил его епископом в Киев. Возможно, что Иоанн являлся одним из тех «епископов корсунских», которым Владимир вверил Десятинную церковь. Кафедральным собором Киева стала деревянная церковь Святой Софии, возведенная еще в 952 году. Здесь не было особого противопоставления «княжеской» Десятинной под управлением Анастаса – но важное для Владимира подчеркивание самостоятельности духовной власти. Со смертью Леона Иоанн стал главой Русской Церкви в архиепископском сане, с резиденцией уже в Киеве, но формального утверждения на митрополию от Константинополя не получил.

Почему? Ведь митрополичий сан предстоятеля Русской Церкви был согласован еще при крещении Владимира. Но в Византии к этому времени уже дважды, и не без кризиса, сменялся патриарх, и решения Николая Хрисоверга могли показаться несправедливыми новому главе Греческой церкви Сергию II. К тому же, похоже, в среде ромейской знати, светской и духовной, вновь нарастало разочарование Русью. После первой очевидной выгоды новых политических выигрышей от союза с Владимиром Империя не обрела. Само прекращение набегов русов уже не казалось чем-то особенным. Прежде всего, незаметно было особой помощи в ходе все длящейся Болгарской войны. Неизбежно же нараставшие по мере распространения славянской грамотности культурные, а то и церковные связи Руси с Болгарией вызывали тревогу и подозрения в Константинополе.

Общий дух византийской политики на Руси в ближайшие десятилетия можно определить однозначно – недоверие к русским князьям и даже к самому русскому христианству. Какие-то основания для такого недоверия у «Царьграда», конечно, были. И дело не только в никогда не прекращавшихся связях Киева с латинским Западом. Речь именно о религиозных делах. Русь крестилась быстро, но обращалась медленно, и любой ромей, попадавший в новую, как ожидал он, христианскую страну, с удивлением и презрением повсеместно наблюдал языческие обычаи. Киевские христиане, долго (не без вины, заметим, Византии) остававшиеся без должного духовного руководства, естественно, многое забыли. Собственные обычаи и представления, возникшие в этой среде и воспринятые при Владимире новокрещеными соплеменниками, сохранялись долго, ошибочно воспринимались как часть Священного Предания. Между тем здесь неизбежно присутствовали заимствования и из языческих традиций, и из богомильской ереси. Последняя исподволь просачивалась на Русь через болгарских проповедников, а русское низшее духовенство еще не имело достаточной образованности и навыка для борьбы с еретиками.

Древнейшая сохранившаяся русская книга – «Новгородская Псалтырь», судя по всему, связана с литературной деятельностью именно богомилов. Исследование выявило, что сохранившие ее «церы» содержали прежде целый ряд текстов, созданных в основанной в Суздале в 999 году «церкви Святого Александра Армянина» во главе с монахом Исаакием. «Александриты», судя по этим текстам, негативно относились к Православной Церкви, отвергали или критиковали Ветхий Завет, как и богомилы. В Византии богомильскую ересь возводили, стоит заметить, к ереси павликиан, зародившейся в VIII веке в Армении и Малой Азии.

При всем том снижение статуса Русской Церкви не имело никаких ни правовых, ни моральных оснований. Если только зарождавшаяся духовная жизнь Руси находилась под угрозой – тем большее попечение должна была оказать материнская Церковь. Так, похоже, рассуждал и Владимир. Если действительно он не смирился с недоверием ромеев и последующее охлаждение вызвано было именно церковными делами, то великий князь был совершенно прав с любой точки зрения.

Скончавшегося митрополита Леона погребли в Десятинной церкви. Там же, подле мощей святых Климента и Фива, подле гроба почитавшейся уже киевлянами Ольги, Владимир намеревался устроить и княжескую усыпальницу. По его приказу в 1007 году останки не только Рогнеды и Мальфрид, но также Изяслава и Всеслава Мстиславича были перезахоронены в Десятинной. Так свидетельствует Начальный летописец, утверждая, что в этом году «си», то есть «эти», «помянутые выше» умершие были перенесены к Святой Богородице. Автор Повести временных лет, однако, вновь разошелся с предшественником. Он решил, что «си» – сокращение от «святые», и написал соответственно. Однако мощи Климента и Фива вместе с другими корсунскими обретениями находились в Десятинной со времени ее освящения.