Винсент Питтс - Коррупция при дворе Короля-Солнце. Взлет и падение Никола Фуке

«Так закончился этот великий процесс, – писал Ормессон, – о котором вся Франция говорила с его первого до последнего дня… Могу сказать, что существенные ошибки в описях, проявления ненависти и давления на протяжении всего процесса, фальсификации Берье и финансовый ущерб, который понесли все, даже судьи, были вескими причинами сохранить Фуке жизнь» [988].

Людовик не решился дразнить общественное мнение и настаивать на смертном приговоре после того, как судьи проголосовали против. Вместо этого он обрек Фуке на тюремное заключение, строгость которого граничила с кошмаром. Не прошло и нескольких часов после оглашения приговора, как Фуке усадили в карету и в сопровождении дАртаньяна и ста мушкетеров отправили в неизвестном направлении. Когда кортеж выезжал из ворот Бастилии, Фуке мог слышать приветственные крики прохожих – последнюю дань, которую отдавал ему Париж. На этом его процесс был окончен [989]. Д’Артаньян повез узника через Гренобль и Альпы, бесстрашно бросив вызов зиме с ее снегами. Через несколько недель он прибыл в королевскую крепость Пиньероль [990](по-итальянски Пинероло), французский форпост на итальянской стороне гор. Там д’Артаньян простился с бывшим суперинтендантом и передал его под стражу губернатору города, Бенину де Сен-Мар [991], протеже Летелье.

Фуке выделили три комнаты на втором этаже мрачного пиньерольского донжона и двух слуг – его единственное общество. По распоряжению Летелье и, разумеется, с ведома короля узнику было отказано в общении с внешним миром. Ему не давали пера и бумаги, из книг – только сочинения на религиозные темы. Из камеры его не выпускали даже на мессу, в импровизированную часовню в том же коридоре, напротив. Практически отрезанный от человечества, помимо редких и формальных посещений губернатора, который оценивал его душевное и физическое здоровье, Фуке оказался похоронен при жизни [992].

Летелье и его сын, а с 1666 года преемник, маркиз де Лувуа, следили за соблюдением условий содержания с большим педантизмом и неумолимостью (сохранилась их переписка с губернатором) [993]. Впервые эта тоскливая монотонность была нарушена летом 1665 года, когда донжон серьезно пострадал от случайного взрыва. На время ремонта здания Фуке пришлось перевести в соседнюю крепость Перосс [994] [995]. В августе 1666-го его вернули в Пиньероль. Еще четыре года все шло по-прежнему. Затем верные слуги Фуке предприняли попытку организовать его побег, подкупив солдат гарнизона. Заговор раскрыли, возмездие было скорым. Одного из заговорщиков и четверых солдат повесили во внутреннем дворе крепости. Чтобы пресечь саму мысль о побеге, окна камеры Фуке забрали дополнительными прутьями и ставнями, перекрыв дневной свет [996].

Первые послабления условий содержания Фуке начались осенью 1672 года, когда ему и его жене разрешили обменяться короткими сообщениями на семейные темы [997]. Примерно тогда же ему предоставили перо и чернила, чем он воспользовался, чтобы развлекать себя сочинением теологических трактатов и стихов [998]. Переписка на финансовые темы, начатая было Лувуа в начале 1673 года, прервалась после нескольких писем. Видимо, министр решил, что у Фуке нет никаких полезных для него идей [999]. Наконец, в апреле 1674 года, после почти десяти лет заключения и тринадцати – с момента ареста, Фуке получил разрешение обмениваться с женой двумя письмами в год [1000].

Не исключено, что некоторыми из послаблений Фуке был обязан появлению в Пиньероле другого узника государственного значения, графа де Лозена [1001]. Его привезли в декабре 1671 года. Придворный, не поладивший с Людовиком XIV, и бывший жених кузины короля герцогини де Монпансье [1002], Лозен содержался в таких же условиях, как Фуке. Последний некоторое время не знал о его появлении. Однако Лозен оказался гораздо более строптивым заключенным, чем бывший суперинтендант, и все еще располагал могущественными друзьями при дворе.

В 1677 году сестре Лозена и некоторым другим родственникам разрешили его посетить. Их рассказы о том, как с ним обращаются, привели светское общество в негодование [1003]. Со своей стороны, мадемуазель де Монпансье несколько наивно отказывалась поверить, что король способен на такую жестокость, и предпочитала винить в строгостях Лувуа [1004]. После этого взрыва возмущения в ноябре 1677 года Лувуа и ввел новые правила в отношении обоих заключенных. Отныне им разрешались прогулки по крепостному валу, даже вдвоем, при условии, что их разговоры слышали. В январе 1679 года их привилегии расширили до права совместно наносить визиты, обедать с губернатором и его офицерами, свободно переписываться с семьями. Им также расширили доступ к книгам и газетам, вплоть до права получать политические новости из внешнего мира [1005]. Очевидно, эти правила были связаны со сложными переговорами, которые предприняла Монпансье, чтобы выторговать Лозену свободу в обмен на свою готовность завещать значительную часть состояния сыну короля от мадам де Монтеспан [1006]. По всей видимости, крошки этих благодеяний перепали заодно и Фуке. Однако надо отметить, что жена и мать Фуке были в добрых отношениях с Монтеспан. Возможно, у нее была причина действовать и в его интересах [1007].