Винсент Питтс - Коррупция при дворе Короля-Солнце. Взлет и падение Никола Фуке

Пока шли все эти обсуждения, Фуке дал еще один публичный залп по врагу. После первой публикации в конце ноября 1662 года полиция Кольбера изъяла значительную часть тиража и арестовала печатников [564]. Но женщин Фуке было не запугать. Они принялись искать другие типографии, а тем временем установили нелегальный печатный станок в родовом поместье в Монтрё-су-Буа [565], недалеко от Парижа. Постепенно к нему добавились еще четыре печатные лавки: две в Париже, одна в Руане и еще одна – в Шампани. Очередной плод этих усилий под названием «Защита по всем пунктам моего обвинения» вышел в конце января или в начале февраля 1663 года. Он содержал разбор обвинений по существу. Допросы, очные ставки и организационные шаги, предпринятые Талоном, помогли Фуке создать детальную картину позиции обвинения. Пункты обвинения классифицировались так: растрата, злоупотребления, совершение транзакций за взятки, неправомочное участие в транзакциях, нелегальная торговля казначейскими обязательствами, участие в транзакциях, связанных с начислением недопустимого по закону процента, коррупция и неудовлетворительное исполнение служебных обязанностей в целом и государственная измена [566]. На сотнях страниц своего огромного труда Фуке раскладывал эти обвинения по полочкам: одно за другим, шаг за шагом. Некоторые из транзакций, на которые ссылается обвинение, совершал не он, а Сервьен, объяснял он. Иные были вызваны неотложными нуждами военного времени. Так, в конце 1650-х государство шло на любые условия, только бы оставаться на плаву. В некоторых случаях его участие сводилось к санкционированному правительством получению компенсации за средства, ранее одолженные короне на тех же, присущих военному времени, условиях. Ряд ситуаций, казавшихся непосвященному незаконными, всего лишь были вызваны запутанностью системы финансирования. На государственную необходимость Фуке ссылался, отклоняя обвинение в том, что, будучи суперинтендантом (то есть исключительно распорядителем платежей), не имел права финансировать государство из своих личных средств. На подобных займах часто настаивал Мазарини, утверждал Фуке, а также сам Кольбер, обсуждавший с ним аналогичную транзакцию вечером накануне ареста [567]. По остальным пунктам обвинения он сможет оправдаться, когда получит непосредственный доступ к собственным бумагам, в котором до сих пор ему отказывают [568].

Центральной фигурой в повествовании Фуке оставался Мазарини. Фуке не стал оспаривать нарисованную обвинением картину до основания коррумпированной и дурно управляемой системы государственного финансирования предыдущего десятилетия. Он просто рассказал ту же историю другими словами. В самом деле, в годы гражданской войны и отчаянной борьбы с упорным врагом – испанцами практиковались все нарушения, о которых сообщает обвинение. Но лично он, Фуке, за них не нес ответственности и не был главным их бенефициаром. Все знали, что главным выгодоприобретателем являлся Мазарини. Поэтому последний и занял центральное место в детально проработанной апологии. Фуке напоминал своим читателям, что не кто иной, как Мазарини, в те годы был практически всемогущим. Сам же Фуке – впрочем, как и другие обвиняемые – действовал в условиях его непосредственной и абсолютной власти [569]. За многими из неоднозначных транзакций, о которых идет речь, стоят, разумеется, нужды военного времени. Однако подобные сделки всегда совершались с санкции кардинала, который, подчеркивал Фуке, часто пренебрегал формальностями. Это подтверждают находящиеся среди бумаг Фуке письма и приказы кардинала, к которым ему до сих пор не дали доступа. В любом случае, «повторю еще раз, я ничего не делал без приказа, согласия или одобрения кардинала» [570].

Если вся эта коррумпированная и неэффективная машина работала не на Фуке, тогда на кого? И вновь на сцене появляется Мазарини. В самом начале своих комментариев Фуке сообщал, что в 1653 году Мазарини вернулся из ссылки буквально нищим. Однако в 1661 году он умер невероятным богачом. Почему-то никакого общедоступного объяснения масштабу его состояния не существует. Данный пробел Фуке списывал на махинации Кольбера [571]. Объяснить столь невероятный поворот колеса фортуны в пользу Мазарини – в этом как раз и заключается стоящая перед палатой задача. В годы войны Мазарини под чужими именами участвовал в консорциумах, продававших государству провиант и амуницию. Он же санкционировал транзакции и договоренности для оплаты некоторых таких поставок [572]. Именно Мазарини, а не Фуке, выигрывал от взяток в форме незаконных пансионов, сопровождавших контракты. Так, Фуке напомнил судьям об истории печально известного пансиона в 120 000 ливров с соляного налога [573]. В довершение всего Фуке обвинял Кольбера и Фуко в том, что они подложили этот документ в его бумаги, чтобы бросить на него тень [574]. Именно Мазарини, а не Фуке, не брезговал повторным предъявлением старых казначейских обязательств. Иногда соответствующие распоряжения Мазарини выполнял Фуке. А иногда по поручению кардинала действовали Эрвар или Сервьен. Каждую из таких транзакций надо рассматривать отдельно, чтобы доподлинно установить обстоятельства, которыми она была вызвана. Поэтому, чтобы ответить на обвинения, ему нужен полный доступ к своим документам [575].