Винсент Питтс - Коррупция при дворе Короля-Солнце. Взлет и падение Никола Фуке

Эти атаки не остались без ответа. Ранней весной 1662 года по Парижу широко разошлось длинное анонимное «Обращение к королю одного из его верноподданных по поводу суда над месье Фуке». Автором, на ту пору анонимным, был бывший секретарь и протеже Фуке поэт Пелиссон. Его арестовали одновременно с Фуке и посадили в Бастилию. Пелиссон каким-то образом ухитрился передать на волю пространное сочинение, обращавшееся к королю с призывами и увещеваниями. Выступая в качестве «верноподданного», которому «нечего бояться и не на что уповать», автор оспаривает юрисдикцию Палаты правосудия в отношении Фуке, поскольку, будучи суперинтендантом финансов, он подлежит лишь суду короля [475]. Этот аргумент Пелиссон дополняет предостережением относительно мудрости таких нетривиальных правосудных собраний. Они нарушают коронационную клятву. Так что королю предстоит лично отвечать перед Богом (и, возможно, своим народом?) за урон, который может нанести правосудию отказ от обычной процедуры судопроизводства ради столь неординарных мер. И действительно, история таких палат, очень распространенных при Ришелье, являла собой жалкое зрелище [476].

Не останавливаясь на этом, Пелиссон дерзко заявляет, что деятельность Фуке как суперинтенданта невозможно расследовать, не рассматривая действия Мазарини, невероятно разбогатевшего как раз в те годы, когда Фуке занимал свой пост [477]. А что случилось со всей перепиской Мазарини и Фуке, с приказами и письмами кардинала, которые, как утверждал автор, суперинтендант аккуратно хранил у себя в Сен-Манде? [478]Что касается собственного состояния Фуке, достаточно сравнить его активы с его обязательствами, чтобы понять, что только безумцы захотели бы влезать в такие долги, благодаря которым он мог вести свой экстравагантный образ жизни [479]. Что же до Во и Бель-Иля, то автор письма напоминал королю, что Фуке предлагал передать и Во, и приобретенный по приказу Мазарини Бель-Иль в дар дофину, наследнику короля [480].

Ссылаясь на цепь прецедентов, идущую еще из Средних веков, Пелиссон предупреждает, что несколько венценосных предшественников Людовика запятнали свои репутации преследованием верных слуг государства, как, например, недавно ла Вьёвиля [481]. Неявно критикуя возвращение к методам Ришелье и Людовика XIII, Пелиссон предлагает королю альтернативный образец для подражания. Он указывает на Генриха IV, известного своим милосердием и щедростью. И пусть в поисках решения Людовик заглянет в свое собственное великодушное сердце [482]. Это обращение, написанное в высоком риторическом стиле, весьма популярном в модных салонах, суде, юридических кругах и во Французской академии, выдержало три переиздания [483].

Однако Пелиссон не унимался. В июне или июле 1662 года вышло еще одно анонимное письмо, «Второе обращение к королю в защиту месье Фуке» [484]. Автор вновь оспаривал юрисдикцию палаты в отношении Фуке как государственного министра, подотчетного только королю лично. Палата может провести расследование, но право судить действия суперинтенданта есть только у короля. Он также отмечал, что расследование так называемого предательства Фуке – плана, обнаруженного в Сен-Манде, – выходит за рамки поручения, данного палате королем, так как оно состоит в том, чтобы расследовать финансовые преступления. Кроме короля, единственной инстанцией, имеющей право рассматривать обвинение в предательстве, был парламент Парижа [485].

Пелиссон достаточно подробно разбирает некоторые из самых сенсационных обвинений против Фуке, в том числе предполагаемое хищение 6 миллионов ливров. В качестве аргумента он приводит сложившиеся в государственном финансовом механизме практики, которые часто не считались с регулирующими финансовые операции эдиктами. Примеры он чередует с техническими описаниями процессов кредитования и отчетности по ним. Бесконечный выпуск и перевыпуск векселей и уступка прав. Необходимость гарантировать выплаты по кредитам налоговыми сборами в будущем, а не в том году, когда кредит был взят. Сложный бухгалтерский учет, который требовался для сокрытия того обстоятельства, что кредиты брались под процент, превышающий установленный законом лимит (5,5 %). Все эти сенсационные факты, получившие публичную огласку, ставили под вопрос достоверность всего казначейского учета и всех реестров. Они сразу наводили на мысль о том, с какой легкостью хищение могло произойти на любом этапе! [486]

Невозможно обвинять Фуке в том, что он следовал практике, сложившейся в предыдущее десятилетие в силу государственной необходимости, с одобрения Мазарини и иногда – короля, утверждал Пелиссон [487]. По его словам, Мазарини тратил более 20 миллионов ливров в год на войну с Испанией и другие государственные нужды. Распределяя эти средства, кардинал нередко пренебрегал юридическими формальностями [488]. В заключение Пелиссон вновь взывал к милосердию Людовика XIV. На случай, если примера Генриха IV недостаточно, Пелиссон призывает обратиться к примеру Юлия Цезаря [489], который воздвиг храм милосердия, оставив по себе памятник лучше, чем «палата правосудия» [490].