Винсент Питтс - Коррупция при дворе Короля-Солнце. Взлет и падение Никола Фуке

Дж. Е. Бошер подчеркивает политический смысл таких трибуналов. Палата, отмечает он, была «королевским коммерческим (business) институтом, замаскированным под судебно-правовой» [379]. Говоря языком экономики, она служила государству механизмом, который позволял навязывать финансистам пересмотр условий сделок задним числом. Выплачивая штрафы и компенсации в обмен на иммунитет от дальнейших санкций, они фактически делились долей своей прибыли. Таким образом, королевская судебная власть получала инструмент для компенсации неравенства сил в отношениях между государством и его кредиторами. Или, иными словами, действенное средство против неравенства, которое в критические периоды вынуждало государство идти практически на любые выдвинутые финансистами условия, чтобы только обеспечить приток средств [380].

История палаты, созванной Ришелье в 1624–1625 годах, – яркий пример того, как обычно происходили такие расследования. В августе 1624-го, сразу после прихода к власти, Ришелье распорядился арестовать суперинтенданта финансов Шарля де ла Вьёвиля [381] за коррупцию и заключить в замок Амбуаз. Пока ла Вьёвиль прозябал в опале, кардинал учредил Палату правосудия, расследовавшую злоупотребления государственными финансами и судившую обвиняемых финансистов. Однако на самом деле суд был просто уступкой общественному мнению; Ришелье прекрасно понимал, насколько государство зависит от финансистов, субсидирующих его операции [382]. Одного злосчастного финансиста казнили. Остальные заплатили общим счетом около 10,8 миллиона ливров штрафа, и дело было прекращено. Подобным образом закончилось и дело 1607 года под председательством Сюлли [383]. То, что формально выглядело штрафом, по сути являлось принудительным, задним числом, пересмотром условий, на которых финансист кредитовал власть. Или – частичным возвратом «неправедного» дохода. Ла Вьёвиль, приговоренный к виселице, сумел бежать. Возможно – с молчаливого согласия властей. Он отплатил своим мучителям, опубликовав в изгнании апологию – развернутое оправдание – своих действий. Позднее ее взял за образец Поль Пелиссон [384], выстраивая защиту Фуке (см. ниже) [385].

В сентябре 1651 года, более четверти века спустя, реабилитированный ла Вьёвиль вновь занял свой пост [386]. Конечно, Фуке не мог не знать этой истории. Ла Вьёвиль, умерший в 1653 году, был его непосредственным предшественником. А его дядя по матери Рене де Мопё являлся королевским procureur général той самой Палаты правосудия, которая его приговорила в 1625 году [387]. В случае с Фуке, как и прежде, исходной стадией процесса был выбор судей и судебных исполнителей. Кольбер тщательно изучил кандидатуры и сделал все, чтобы отсеять тех, кто мог симпатизировать Фуке или, что еще хуже, не симпатизировать королю [388]. На это ушло время. Состав суда, которому предстояло допрашивать и приговаривать изобличенных в финансовых «злоупотреблениях, растрате и преступлениях» против государства начиная с 1635 года, был объявлен королем лишь в середине ноября 1661 года [389].

Во главе палаты встал Пьер Сегье, канцлер Франции. В число судей входили: Гийом де Ламуаньон, первый председатель (он же председательствующий магистрат) Парижского парламента, и Франсуа Теодор де Несмон [390], второй председательствующий ( président а mortier ), женатый на сестре Ламуаньона Анне, а также Луи Фелипо де Поншартрен [391], председатель парижской Счетной палаты. В целом суд состоял из магистратов и королевских чиновников, набранных из парижских организаций, и их провинциальных коллег. В список попали четыре ординарных магистрата (советников, conseillers ) Парижского парламента: Жак Ренар (или Реньяр), Пьер Катинá [392], Пьер де Брийяк (или Бриллак) и Никола Файе, и пять рекетмейстеров: Пьер Понсе [393], Оливье Лефевр д’Ормессон, Луи Бушра, Даниэль Вуазен и Сирьен Беснар де Рец.

Два магистрата – Мусси и ле Боссю – были из парижской Счетной палаты, два – Жером ле Ферон и Боссан – из парижского Высшего податного суда. В качестве представителей провинциальных судов король выбрал Массено из Тулузского парламента, Франкона из парламента Гренобля, Пьера дю Вердье из парламента Бордо, ла Туазона из Дижонского парламента, Жака ле Кормье из парламента Экса, Эро (или Эйро) из Реннского парламента, Ногэ из парламента По и Франсуа Мишеля Летелье де Лувуа (сына Мишеля Летелье и будущего военного министра) из парламента Меца. Вторым указом назначались два члена Большого королевского совета, Шуар и Анри Пюссор [394], судья парижской Счетной палаты. Таким образом, из 28 судей 11 представляли парижские суды, восемь (Сегье, Шуар, Пюссор и пятеро рекетмейстеров) – королевскую администрацию, а девять – парламенты различных провинций. Пюссор, которому предстояло сыграть в процессе важную роль, приходился Кольберу дядей по материнской линии [395].