Александр Зимин - Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в.

Со времени утверждения опричнины до 1610 г. нет никаких известий об управлении Москвой боярской коллегией. С 1549 по 1565 г. сохранилось семь известий, из них в одном случае упоминалось пять бояр, в двух — шесть, в четырех — семь. Говорить на этом основании о существовании какой-то «семибоярщины» как особой боярской коллегии невозможно. Не мнимая «семибоярщина», а Ближняя дума, включавшая в 50-е годы наиболее преданных Ивану IV лиц, была учреждением, на которое опиралась Избранная рада в ходе осуществления своих реформ.

Когда речь заходит о политической истории России конца XV—первой трети XVI в., редко говорят о конкретных исторических деятелях из состава Боярской думы. «Бояре» часто представляются безликой массой, сидящих в Думе «брады уставя». Изучение конкретных биографий лиц из великокняжеского окружения полностью перечеркивает картину, нарисованную Григорием Котошихиным.

Крупнейшим успехом во внешней политике и в ходе объединения русских земель вокруг Москвы, подготовленным всем ходом социально-экономического развития страны, содействовала и плеяда виднейших деятелей, входивших в изучаемое время в состав Боярской думы и Государева дворца. Среди них были талантливейшие полководцы, наследники «удалого воеводы» Ф. В. Басенка, одного из организаторов побед Василия Темного над Дмитрием Шемякой. Это в первую очередь кн. Д. Д. Холмский, с именем которого связаны успешные Новгородские походы 70-х годов, противостояние Ахмату на Угре в 1480 г. и взятие Казани в 1487 г. В плеяду выдающихся полководцев входил кн. Д. В. Щеня, один из главных полководцев в войнах с Великим княжеством Литовским конца XV—XVI в., организатор победы на Ведроши 1500 г. и взятия Смоленска 1514 г. Блестящую победу под Опочкой одержал талантливый военачальник И. В. Ляцкий.

Из состава членов Боярской думы и Дворца вышли крупные администраторы-наместники в важнейших городах (В. В. и И. В. Шуйские, Ростовские, Горбатые и др.). Многие из них не брезговали никакими средствами и для личного обогащения (как, например, кн. И. В. Стрига — «у кого село добро, ин отнял»). А. М. Салтыков, Н. И. Карпов и М. Ю. Захарьин много сделали для создания первоклассной артиллерии — «наряда», прославившегося уже под Смоленском в 1514 г. Как администраторы были хорошо известны Яков и Юрий Захарьичи и «один из главных советников» Василия III — тверской дворецкий М. Ю. Захарьин. В это время в России было много блистательных дипломатов, таких, как Федор Иванович Карпов (ведавший отношениями с восточными странами), казначей Юрий Дмитриевич Грек, «главный советник» Василия III до 1522 г., Дмитрий Владимирович (Ховрин) и др. Появляются при дворе и фавориты. Тверскому дворецкому И. Ю. Шигоне Поджогину великий князь Василий III поручал наиболее деликатные дела (расследование вопроса об измене Шемячича, дело о пострижении Соломонии Сабуровой и др.). Время рождало и авантюристов, жаждущих власти во что бы то ни стало. Такой была и одна из наиболее ярких личностей начала XVI в. — кн. М. Л. Глинский, возглавивший восстание литовско-русской знати в 1508 г., и кн. И. Ф. Телепнев-Оболенский. Если первый выдал свою племянницу замуж за Василия III, то второй стал любовником его вдовы. Впрочем, судьба у них оказалась сходной — обоих настигла гибель.

Время настоятельно требовало крупных деятелей, способных справиться со сложными и большими политическими задачами, и такие деятели в России появились.

Порядок назначения на думные, равно как и на другие высшие судебно-административные и военные должности, определялся положением феодала на сословно-иерархической лестнице. Его традиции восходили к начальным этапам создания Русского государства. Он зависел от знатности «рода» (т. е. происхождения) и от «службы» данного лица и его предков великому князю. В литературе этот порядок называется местничеством.

О местничестве писалось очень много. Капитальные работы А. И. Маркевича в свое время как бы подвели итоги изучению этой проблемы. В первой из них автор подробнейшим образом характеризовал все известные ему источники и литературу о местничестве, а во второй дал очерк истории местничества в Московском государстве XV—XVII вв. [1499] Маркевич А. И. О местничестве. Киев, 1879. Ч. 1; Он же. История местничества в Московском государстве в XV—XVII вв. Одесса, 1888. Вслед за С. М. Соловьевым автор выводил местничество из системы родовых междукняжеских отношений Древней Руси. Наиболее четкую картину местничества нарисовал В. О. Ключевский, также опиравшийся на общее представление государственной школы о борьбе родового начала и государственного в Московской Руси. Согласно его взглядам, «в Москве элементы местничества успели сложиться в целую систему. . . к княжению Ивана III и его сына Василия». Именно в эту эпоху происходил наплыв в Москву родовитых потомков великих и удельных князей. «Все эти князья Одоевские, Воротынские, Мстиславские, Микулинские, Ярославские и другие, — писал В. О. Ключевский, — ... занимали первые места и в думе». Мало того. «Важнее всего, — писал он в другом месте, — то, что решительное большинство в этом новом составе боярства принадлежало титулованным княжеским фамилиям». Войдя в состав Боярской думы, потомки удельных князей превратили ее в оплот «политических притязаний. . . служилой и землевладельческой московской аристократии», складывавшейся «из удельных элементов». Существо этих притязаний сводилось к требованию того, чтобы в управлении государством правительство руководствовалось местническим порядком назначения на должность. Именно «местничество сообщало боярству характер правящего класса или сословной аристократии». Благодаря местничеству служилая знать защищалась «от произвола сверху, со стороны государя». В конечном же счете «местничество было вредно и государству, и самому боярству, которое так им дорожило». [1500] Ключевский В. О. Сочинения. М., 1957. Т. 2. С. 140, 153—156; Он же. Боярская дума древней Руси. Пг., 1919. С. 239—240.