В деревне Дубово Печетовской волости Кимрского уезда 7 октября на общем собрании обсуждались самые рутинные вопросы – учет хлеба и скота, обложение чрезвычайным налогом, ремонт мостов, а также о методах работы некоторых комбедовцев, в частности Акима Кулагина. В ответ последний послал собравшихся матом. Поднялся шум, несмотря на попытки председателя комбеда Вагина навести порядок, собравшиеся кричали: «Вон из-за стола!», «Довольно мазурикам здесь сидеть!» – и попытались избить членов комбеда, но на их защиту встали обучающиеся во всевобуче, и драки не произошло.
Комбедовцы, конечно, попытались придать этому событию контрреволюционное звучание, потребовали вооружить их и провести аресты (в виновных записали сидящих на первых рядах). Местный военком даже арестовал Акима Монахова, которого местные советские деятели считали контрреволюционером, а его сына Алексея ранее расстреляли за антисоветскую агитацию. Следствие вела местная ЧК, несколько человек были арестованы, но уже 21 октября выпущены на поруки. Однако дело не было закрыто, в 1920 году следственный комитет Тверского окружного суда вновь допрашивал основных обвиняемых (Егор Монахов, Аким Монахов, Матвей Лапин, Василий Уткин), которые себя виновными не признали. И только в 1922 году по инициативе судебного следователя Кимрского уезда выступление было признано не контрреволюционным, а дело закрыто губернским судом 21 августа [119].
В Застолбской волости Тверского уезда 27 октября среди мобилизованных поднялся ропот. Часть населения также была недовольна учетом лошадей. На следующий день в волостном центре собралось до четырехсот человек, требовали по 50 рублей подъемных, продовольственного пайка на всех мобилизованных, а заодно и перевыборов волостного совета, который якобы действует самовластно, без ведома и распоряжения уездной и более высокой власти. Местные коммунисты оказались решительными: после попыток агитации открыли огонь по толпе, два человека были убиты и один ранен, народ разбежался, зачинщики скрылись.
18 ноября такое же выступление произошло в Городецкой волости, но здесь обошлось без стрельбы, коммунисты уговорили толпу разойтись, позже наиболее активно кричавшие были арестованы уездной ЧК [120].
Краснохолмский краевед Петропавловский упоминает о выступлении в Путиловской волости, но никаких иных сведений о нем не приводит [121].
В Кашинском уезде в сентябре 1918 года в ряде деревень Подберезовской волости отказывались создавать комбеды, за что на сельсоветы были наложены штрафы. В Лавровской области в октябре 1918 года был арестован весь волисполком, отказавшийся организовывать комбед «за ненадобностью». В Кобылинской волости произошло какое-то движение против организации комбедов в бывшей Петровской пустыни Сретенского монастыря, на ликвидацию которого направлялись чекистские отряды [122].
В Бежецком уезде в декабре зафиксированы два небольших выступления: 18 декабря в Филипповской волости и 21-го в Толмачевской (в последнем случае был арестован священник Воскресенский) [123].
Все эти мелкие стычки говорят об одном – всеобщем недовольстве населения, кроме имеющих возможность грабить-реквизировать, существующей ситуацией. И нередко это недовольство выливалось в крупные восстания.
Сентябрь 1918 года – эпоха начала красного террора. Любое выступление до конца года, когда закончилось время комбедов, подавлялось с особой жестокостью. Даже если оно никак не угрожало существованию власти.
В это время продразверстки еще не было, но изъятия хлеба под флагом комбедов происходили повсеместно. При этом власть придумала новый способ изъятия «излишков», которые вдруг появились на скудной тверской земле. С крестьян стали брать часть муки за помол зерна. При этом молоть можно было только на строго определенных мельницах, где ставились контролеры из числа комбедовцев, а прочие просто закрывали. Понятно, что крестьяне от такой «заботы» власти были не в восторге.
10 августа в Бубновскую волость от Зубцовского уездного исполкома был командирован Гавриил Виноградов для организации комбеда, учета хлеба и организации его уборки в бывших помещичьих имениях (в частности, в деревне Бурцево, где была создана коммуна) и снабжения бедноты. Работа шла ни шатко ни валко, сведения для учета давали не все деревни. Тогда Виноградов решил самостоятельно определять размеры излишков. На деревню Казаркино было разверстано 400 пудов. Разумеется, крестьяне не согласились и потребовали, чтобы организатор выехал к ним для ознакомления с ситуацией на месте. Надо отметить, что накануне он отправил в Зубцов гонца за красноармейским отрядом, но в городе не смогли ничем помочь (уезд был на военном положении в связи красным террором, отряды постоянно разъезжали по волостям).
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу