Марк Меерович - Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку

Во-вторых, извлекает у населения денежные накопления и направляет их на возведение нового жилого фонда, в некоторой мере ослабляющего жилищный кризис – фонда, которым в конечном счете власть распоряжается так, как будто он является государственной собственностью. Построенная строительными кооперативами жилплощадь, хоть и именуется «частной», фактически подчиняется всем тем же законодательным положениям и распоряжениям, что и ведомственная, – уплотнениям, подселениям, переселениям, принуждению к коммунальному заселению, оплате коммунальных услуг [300]и т. п. Власть распоряжается индивидуальным жилищем так же свободно, как и всем прочим [301]. Причем без всяких ограничений на то, что данный вид домовладений находится в частной, а не государственной собственности [302]. А в случаях нужды власть даже изымает жилую площадь у частных собственников. Например, целая череда постановлений содержит одну и ту же формулировку: «Разрешить… производить изъятие 20 % жилой площади в частновладельческих (демуниципализированных и немуниципализированных) домах, где это изъятие может дать отдельное помещение…» [303].

В той мере, в коей возникшая в период НЭПа жилищно-строительная кооперация успешно справляется с двумя этими задачами, – она любима властью. В той степени, в которой она пытается высвободиться из-под подчинения органам власти, демонстрирует независимость, принимая самостоятельные решения, осуществляя собственные строительные и хозяйственные программы, она оказывается нежелательной и даже вредной и именно поэтому переформатируется в вид РЖСКТ, подчиненных администрации предприятий, при которых эти жилищные товарищества создаются.

Власть допускала частное строительство потому, что рассматривала его как временную вынужденную меру. Потому, что использовала его как своеобразный резерв жилой площади – когда жилищная обстановка становилась катастрофичной, власть использовала частный жилой фонд точно так же, как и государственный, несмотря на то что частные дома должны были, по самому понятию «частного», быть независимыми в отношении распоряжения и хозяйственного ведения жилищем ни от кого, кроме самого владельца.

Но советская жилищная политика отвергла все принятые в буржуазном праве (и просто вытекающие из здравого смысла) представления о частной собственности, а «частное» владение жилищем превратила в явление, существующее во многом лишь на бумаге. В реальности не владелец, а именно власть определяла формы эксплуатации жилища и характер распоряжения этим видом собственности.

По мере осуществления всего комплекса мероприятий по проведению в жизнь положений постановления ЦИК и СНК СССР от 19 августа 1924 г. «О жилищной кооперации» жилищно-строительные кооперативы все в большей степени преобразовывались из независимых в полностью контролируемые властью. С их помощью власть и «изживала» основную «родовую травму» города-сада – индивидуальное жилище, возводя исключительно коммунальные дома покомнатно-посемейного заселения. Новая советская жилищно-строительная кооперация к началу первой пятилетки из самостоятельной, самоорганизующейся, самодеятельной структуры окончательно превратилась в один из органов осуществления советской государственной градостроительной и жилищной политики, в рамках которых идея города-сада целенаправленно трансформировалась в совершенно иную доктрину – советского рабочего поселка [304].

Постановление ЦИК И СНК СССР «О жилищной кооперации» от 19 августа 1924 г. представляло собой очередную попытку власти ослабить с каждым годом все более обостряющийся жилищный кризис за счет финансовых средств и трудовых усилий самого населения [305]. Это постановление действительно инициировало вспышку активности жилищных кооперативов по проектированию и строительству именно поселков-садов: в середине 1920-х гг., разрешая возводить кооперативное жилище, власть еще не диктовала жилищной кооперации никаких конкретных требований в отношении поселений – не предписывала никакой конкретной формы планировки, не требовала возведения какого-либо определенного типа жилья. При этом дореволюционный российский опыт возведения кооперативных поселений имел фактически лишь один-единственный яркий и убедительный позитивный пример – поселения-сады.

Тотчас же после выхода постановления, а в следующем, 1925 г. особенно интенсивно, земельные органы в условиях отсутствия каких бы то ни было регулятивных указаний свыше в отношении землеотводов стали массово и достаточно бессистемно выделять жилищно-строительным кооперативным товариществам земельные участки под возведение поселений. Начиная с середины 1920-х гг. жилищная кооперация все более и более активно проектирует и строит кооперативные поселения- сады : поселок Дружба [306], поселок Орехово-Зуевского рабочего жилищно-строительного кооперативного товарищества с 2-квартирными (2 дома), 4-квартирными термолитовыми (24) и деревянными (7) домами [307]; Серебряный Бор – поселок жилищно-строительного кооператива при Всероссийской ассоциации инженеров (ВАИ) [308], запланированный к строительству в этот период; рабочий кооперативный поселок-сад реутовской прядильной фабрики «Красный Реутовец», рассчитанный на 1000 домиков на одну-две семьи [309]и т. д.