Геродот - История Древней Греции

Не понимаем при этом, каким образом английский ориенталист, столь усердно выискивающий литературные источники Геродотовой истории, пропустил самый важный, «Персы» Эсхила. Действительно, если можно с некоторым основанием говорить о зависимости Геродота от предшественников, то драма «отца трагедии» представляет наиболее ясные свидетельства таковой зависимости: та же самая основная мысль о непременной наказуемости высокомерия, многие общие черты в развитии этой мысли, почти тождество в суждениях Фемистокла у историка, с одной стороны, у вестника и Дария у драматурга (Эсхила) – с другой, общий поэтический колорит изображения исторических событий – все это сближает историка с поэтом неоспоримо и вынуждает рассматривать Геродота как выразителя воззрений той части афинского общества, которая в эпоху Перикла продолжала пребывать в миросозерцании традиционном: трагедия «Персы» поставлена была на афинской сцене, по всей вероятности, не позже 472 года, а издание Геродотовой истории относится, во всяком случае, ко времени после 428 года. По этому вопросу мы высказались в первом предисловии и здесь отмечаем только существенный пробел в аргументации Сэйса.

По словам критика, Геродот упоминает прозаиков только тогда, когда может или желает выставить их в смешном виде, унизить в мнении читателя. На самом деле и это не так. Скилака из Карианды, вероятно впервые познакомившего современников с некоторыми частями Индии, Геродот называет вовсе не затем, чтобы изобличить его невежество или лживость (IV, 44). Относительно самого Гекатея у Геродота имеются известия, прямо свидетельствующие о политической мудрости предшественника и о точном знании положения дел в Ионии и персидской монархии (V, 36, 125). В другом месте историк передает рассказ Гекатея из истории Аттики (VI, 137) без всякого опровержения или возражения. Интересно, что обо всех таких случаях английский критик считает нужным умалчивать, что было бы уместно разве в страстной полемике, но не в критической объективной оценке древнего писателя. С полемической же целью Сэйс старается убедить читателя в возможно большей зависимости «отца истории» от письменных источников, чтобы тем самым сокращалась до минимума та доля известий, которою историк обязан был собственным путешествиям, личному наблюдению или рассказам очевидцев. Наконец, критик без достаточного основания предполагает существование двух, следовавших во времени одно за другим изданий Геродотова сочинения, – предположение своеобразное и также небезразличное для общей тенденции критика. Если древний историк имел достаточно времени и досуга для того, чтобы издать дважды свой труд, то понятно, потомство с большим правом может предъявлять к нему строгие критические требования. Если бы действительно было так, то, можно сказать наверное, автор не оборвал бы истории эллино-персидской распри на второстепенном событии и довел бы свое повествование до заключения этой борьбы, т. е. до 466 года; ведь критик Геродота сам не отрицает того, что конечною целью всего труда было для автора изобразить борьбу эллинов с варварами. Потом, с такой же уверенностью можно сказать, что в этом случае мы нашли бы в труде Геродота гораздо больше возражений, подобных тем, какие теперь находятся в книге VI (43), а также, быть может, и больше единства и последовательности в изложении. Совершенно соглашаясь с гипотезой первоначального составления Геродотом разрозненных заметок, мы из чтения труда его в настоящем виде выносим впечатление неоконченности не только, так сказать, внешней, но и внутренней; особенно арифметические вычисления носят на себе характер спешности и непроверенности. Заключительная глава всей истории о суровости персидской территории и о находящейся в связи с ней доблести персов приставлена слишком механически, по всей видимости с целью заключить изложение упоминанием не отдельного факта, не имевшего решающего значения, но каким-либо общим соображением, согласным с руководящей мыслью автора о суетности земного величия.

Что касается времени издания Геродотова труда в свет, о чем критик говорит только мимоходом и относительно чего предание не дает нам никаких сведений, то вопрос этот может быть разрешен почти с подобающей точностью. По словам Ктесия, бегство Мегабизова сына Зопира в Афины, о котором упоминает Геродот (III, 160), имело место незадолго до смерти Артаксеркса Длиннорукого (426/5 до Р. X.). Ни о каком более позднем событии историк в труде своем не говорит; самая смерть Артаксеркса, кажется, предполагается им (IV, 98). Итак, 426/5 год может считаться хронологическим крайним пределом занятий историка над его сочинением. В этом последнем имеются и другие данные в пользу такого именно заключения: в 425 году на острове Сфактерии взято было в плен афинянами сто двадцать знатных спартанцев, которые и были доставлены в Афины (Фукидид, IV, 40). Если бы факт этот был известен Геродоту, то советник Ксеркса Демарат в своей характеристике лакедемонян (VII, 104, 209) или не преминул бы отметить его, или воздержался бы от уверения, что спартанцы на войне всегда верны правилу – побеждать или умирать. В 424 году афиняне заняли остров Киферу и оттуда причиняли большой вред Спарте. Если бы труд Геродота не был закончен к этому времени, то историк не пропустил бы столь важного случая в том месте (VII, 235), где тот же Демарат советует Ксерксу отрядить часть флота для занятия Киферы, так как этой стратегической мерой можно было, по его мнению, доставить Спартанское государство в затруднительное положение. Что окончание труда отделено было от издания его лишь самым незначительным промежутком времени, ясно видно из того, что в 425 году сочинение Геродота уже обращалось в афинском обществе: в противном случае мы не имели бы Аристофановой пародии на некоторые места Геродотовой истории в комедии «Ахарняне», поставленной на сцене в 425 году. Таким образом, и другим путем мы пришли к заключению, несогласному с гипотезой Сэйса о двух изданиях Геродотовой истории. Наконец, нельзя игнорировать и обещания Геродота, сделанного (VII, 213) и неисполненного – сообщить в дальнейшей части повествования некоторые подробности об Эпиальте и его смерти, – обстоятельство едва ли примиримое с предположением критика о двух изданиях истории при жизни автора.