Андрей Исэров - США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830

Созыв Панамского межамериканского конгресса обещал стать удачной возможностью четко провозгласить и отстоять свои цели в Латинской Америке. Общественная дискуссия вокруг предполагаемого участия США должна была окончательно прояснить отношение к молодым государствам. Но подобно тому, как Клей сделал «латиноамериканский вопрос» основой своей критики администрации Монро, противодействие участию США в Панамском конгрессе запомнилось как первое открытое выступление джексоновской оппозиции кабинету Адамса.

3) После провала Панамского конгресса 1826 г. ранний панамериканизм прекратил свое существование. Неудача привела к стремительному разочарованию общественного мнения США в перспективах республиканизма в Латинской Америке. В ходе своей беседы с Клеем после ратификации Трансконтинентального договора Адамс осторожно заметил, что лишь «время должно быть испытанием для вашего и моего мнений» [1476]. Время, по крайней мере, в XIX веке, было, увы, на стороне скептика Адамса.

Реальность оказалась далека от риторики, и никто более не верил в блестящую будущность молодых республик. Нестабильность на грани полной анархии и гражданской войны в большинстве недавно провозглашенных государств Нового Света, политический курс Боливара, не стремившегося копировать пример северного соседа, – все эти обстоятельства резко ослабили интерес к «южным братьям».

Свой вклад внесли и неудачи дипломатов, с которыми сыграла дурную шутку странная смесь завышенных надежд, самодовольной уверенности в собственной правоте, пренебрежения обстоятельствами и часто (но, кстати, не всегда) религиозных и расовых предрассудков. Ими двигали как искреннее желание помочь республиканским собратьям, так и стремление добиться выгод для себя и своей страны, что подчас противоречило интересам латиноамериканских государств. Тех, кто решил искать счастья на юге и стремился честно служить молодым республикам, преследовали невзгоды, зато подчас везло авантюристам. Лавинообразная колонизация Техаса североамериканскими поселенцами в 1820-е гг. была частной инициативой, но соответствовала интересам государства и неизбежно прокладывала дорогу к войне с Мексикой. Какое уж тут межамериканское единство!

В некотором роде разочарование Соединенных Штатов в революциях Латинской Америки стало окончательным прощанием с просветительским универсализмом, с юмовской верой в возможность быстрых социально-политических перемен сверху. Кто-то больше не надеялся на возможность подлинно республиканского правления в католических странах Испанской Америки (Бразилия, напомним, стала после независимости монархией), некоторые разочарованные энтузиасты, как южане (Пойнсет), так и северяне (коммодор Портер) дали волю расистским чувствам.

Джон Куинси Адамс называл друзей латиноамериканских патриотов «авантюристами и энтузиастами». Можно добавить: авантюристы часто были энтузиастами, и энтузиасты действовали как авантюристы. Купец, интеллектуал, революционер, журналист, капер часто объединялись в одном лице, будь то Уильям Робинсон, Дэвид Кертис Дефорест или Бэптис Ирвайн. Даже самые, казалось бы, бескорыстные энтузиасты старались не упустить возможность извлечь выгоду из своей деятельности в поддержку Латинской Америки: Уильям Торнтон закреплял свои права на обустройство пароходного сообщения в Колумбии и хотел разработать облик банкнот новых государств, Уильям Дуэйн пытался стать посредником в поставках оружия или получить дипломатическое назначение. С другой стороны, даже самые корыстные каперы, купцы, колонисты стремились просвещать революционеров: Дефорест и Остин пропагандировали в Ла-Плате и Мексике республиканские ценности и Конституцию США.

Первоначальные иллюзии были основаны на надеждах материальной выгоды и отвлеченных идеях. Североамериканцы восхищались «южными братьями», только если их путь соответствовал собственному республиканскому проекту. Но когда революционное марево рассеялось, экономическое значение новых государств для Северной Америки оказалось весьма незначительным, а избранный ими строй – далеким от англосаксонских идеалов. Это был иной мир, который энергичные янки не захотели понять, а тем более полюбить.

Примечательно, что значительная часть энтузиастов не были урожденными американцами. Среди них были европейские радикалы (в их числе – ирландские эмигранты), такие как Уильям Дуэйн, Уильям Торнтон, Бэптис Ирвайн, а также Уильям Коббет, бывшие наполеоновские офицеры, так сказать, профессиональные борцы за свободу – Дюкудре-Гольштейн, Орацио де Сантанджело. Они верили в Соединенные Штаты как либерального избавителя человечества, что оказалось чуждо становящемуся национальному духу страны. Когда 4 июля 1821 г. Джон Куинси Адамс резко выступил против такого мессианизма, он не только следовал отцам-основателям, но и предопределил внешнеполитическую стратегию страны на долгие десятилетия.