Джейн Т. Костлоу - Заповедная Россия. Прогулки по русскому лесу XIX века

Отслеживание возрастающей озабоченности действиями человека, наносящими ущерб тому, что мы называем окружающей средой, – одна из задач этой книги, но задача не единственная и даже не главная. Окружающая среда – понятие во многих аспектах невозможное для использования в XIX веке в принятом сегодня смысле, подразумевающем четкое разделение на человечество и созданное его руками, с одной стороны, и то, что его окружает, – с другой; этот термин почти так же непрост, как и понятие «природа», которое Реймонд Уильямс провозгласил «самым неоднозначным, вероятно, словом языка» [Williams 1983: 245]. Историки стремились выражать природоохранные порывы или протоэкологические опасения и во времена, предшествовавшие распространенной ныне деятельности по защите окружающей среды как общественному движению [16] Лоуренс Буэлл описывает свою первую книгу как посвященную «степени, до какой литературу можно полагать моделирующей экоцентрические ценности» в [Buell 2005: 22]. Глен Лав, один из основоположников современной экокритики, заявлял, что «наиболее значимой функцией литературы в наши дни является перенаправление сознания человека на всестороннее рассмотрение его места в находящемся под угрозой уничтожения мире природы» в статье [Love 1996:237]. Дональд Ворстер рассматривает зарождение «экологических» взглядов на природу с конца XVIII века в книге [Worster 1994]. . Хотя третья глава и дает представление о русской культуре XIX века, в которой росло осознание негативных последствий от уничтожения лесов, цель книги в целом шире: поместить эту «экологическую» историю в контекст великого разнообразия повествовательных и визуальных образов, культурного сознания вообще.

Это исследование блуждает от одного полюса к другому между сюжетами утопическими и скептическими, между оптимизмом и иронией, между экстазом от единения с природой и страстным желанием добраться домой – к обжитому человеком, к культуре, торговле, цивилизации – как можно быстрее. В последней главе уделяется внимание личности Д. Н. Кайгородова, писателя и педагога, имевшего наибольшее отношение к природоохранному движению из всех упомянутых в этой книге. Он персонаж занимательный и хорошо подходит для того, чтобы на нем исследование и закончить, так как он сумел вывести подспудные экологические ощущения русской литературной традиции на первый план в публикациях, представляющих собой изысканный сплав поэзии, естествознания и художественности. Творя в десятилетия, непосредственно предшествовавшие революциям 1917 года, Кайгородов вдумчиво и доходчиво анализировал многие сюжеты и мотивы традиции XIX века. Чрезвычайно популярный в свое время, этот авторитетный педагог и вдохновенный наблюдатель за сменой сезонов и миром природы, открывающимся прямо за дверью, Кайгородов, как и многие его коллеги по Санкт-Петербургскому лесному институту, где он преподавал лесную технологию, на заре XX века фактически стал провозвестником общей культуры заботы об экологии, коренящейся как в научных познаниях, так и в русской поэзии, религиозной и светской письменной традиции. Очевидно, что этому порыву помешала большевистская революция, но все же Кайгородов, наравне с прочими героями нашего исследования, длительное время сохранял свое влияние и вызывал определенный резонанс, зачастую в удивительных формах, используя сюжеты, которые в большинстве своем еще не известны публике [17] Основательное исследование природоохранного дискурса в Советском Союзе Дугласа Вайнера лишь кратко освещает дореволюционную эпоху; в своей книге Вайнер называет три направления деятельности движения борцов за природу царской эпохи: утилитарная, культурно-эстетически-этическая и научная [Weiner 1988:10]. Также смотрите его книгу [Weiner 1999]. Когда мою книгу отправили в печать, вышло издание [Brain 2011]. Эта книга Брейна дает детальную картину того, как лесоводство образца XIX века, в особенности экологические открытия Г. Ф. Морозова, сохраняло свои позиции и в советскую эпоху, пусть даже его принципы устойчивой урожайности и комплексного понимания лесной динамики многократно критиковались идеологами и чиновниками советской индустриализации. .

Лоуренс Буэлл в исследовании американских представлений об окружающей среде высказывает идею, что значительная часть нашего ощущения собственного места в мире лежит на уровне подсознательного и что «никому не удастся в полной мере осознать его во всей многозначной сложности» [Buell 1995: 256]. Буэлл четко видит связанный с окружающей средой дискурс отчасти как попытку осознать те связи, личные и культурные, которые формируют воображаемую территорию наших действий, обращенных внутрь и вовне. Роль искусства и литературы здесь – помочь нам стать лучшими слушателями, лучшими зрителями, более внимательными и к миру, и к собственным порывам, обращенным как внутрь нас самих, так и вовне, к этому миру. Есть здесь что-то от хайдеггеровского понимания поэзии, многими экокритиками оспариваемого, как «слушания», взаимосвязи с миром природы. Как сформулировал Джордж Стайнер, «для Хайдеггера… человеческая личность и самосознание не являются центром, точкой отсчета экзистенции. Жизненно необходимые отношения с инаковостью носят не “захватнический” или прагматический характер, как у Декарта или в позитивном рационализме. Это отношения аудиальные. Мы пытаемся “слушать голос бытия”» [Steiner 1982: 32] [18] Место Хайдеггера в экокритике неоднозначно, учитывая отношение философа к национал-социализму и нацистскому подходу во взаимоотношениях с окружающей средой. Среди прочего смотрите статью [Bate 2000]. .