16 мая, накануне моего отъезда в Вильну, я провел вечер у П. В. Муравьевой, которая только через <���некоторое время> собиралась переехать к мужу в Вильну. Все время сидел с нами Н. Н. Муравьев-Карский. Вследствие вышеупомянутых нот великих держав ожидали войны. А потому было предложено сформировать две армии, командование которыми поручить графу Лидерсу и Н. Н. Муравьеву. С этой целью они оба были вызваны в Петербург. Последний, после того как я простился с П. В. Муравьевой, провожал меня до передней, что меня весьма удивило, так как подобная вежливость не была в его обычае.
Перед самой передней он мне сказал, чтобы я передал его брату, что он по-прежнему сидит у моря и ждет погоды и не знает, когда и чем кончится его пребывание в Петербурге. К этому он прибавил, что, зная своего брата, он уверен, что последний будет бравировать опасностями, а потому просил меня посоветовать ему быть осторожнее, потому что если какой-нибудь изувер-поляк его убьет, то Россия много проиграет в польском деле. Я отвечал, что вполне разделяю его мнение, однако же, несмотря на хорошие мои отношения к М. Н. Муравьеву, не позволю себе давать ему совета, как вести себя с поляками. На это Н. Н. Муравьев возразил:
- Передайте ему этот совет от старшего брата.
Идя по Вильне из гостиницы, в которой я остановился, в занимаемый М. Н. Муравьевым генерал-губернаторский дом, я заметил в городе чрезвычайную перемену. Месяца за два виленские обыватели имели мрачный вид. Встречавшиеся со мной, в особенности женщины и духовные лица, не давали прохода по тротуару, бросали презрительные взгляды и толкали меня. Теперь же лица сделались веселее, все, и в особенности духовные лица, давали мне свободный проход, даже сходили с тротуара и низко мне кланялись.
Муравьев приехал в Вильну 16-го мая, только за два дня до меня, и не мог успеть показать свою энергию. Но имя его было страшно полякам еще со времен восстания 1831 года, и им памятны были его энергичные действия, когда он был гродненским губернатором.
Назначение его главным начальником Северо-Западного края показало полякам, что русское правительство не будет более оказывать снисхождение мятежникам, и многие из них отрезвились. В приемной зале Муравьева я застал более двадцати поляков, в разных мундирах, с прошениями и докладными записками в руках, его адъютанта и молодого гражданского чиновника. Муравьев выслал мне сказать, что он меня примет после выхода поляков. Войдя, он после обычного поклона подходил к каждому из поляков и по их прошениям давал немедленные решения, а некоторые из прошений передавал адъютанту, обещая их подробно рассмотреть.
По выходе поляков он позвал меня в свой кабинет, где я ему немедля передал совет брата его быть осторожнее, присовокупив со своей стороны, что я сам только что был свидетелем его неосторожности в обращении с поляками. Он отвечал мне:
- Брат мой большой чудак. Неужели он и вы хотите, чтобы я прятался от поляков и тем самым выказывал им свою боязнь? Но это и невозможно для начальника края: какое право имеет он не выслушивать просьбы обывателя? Впрочем, пусть брат будет покоен на мой счет: если в первые два дня моего здесь пребывания не нашлось изувера, чтобы убить меня, то его не найдется и впоследствии.
Мы занялись немедля рассмотрением разных мер, необходимых для упрочения безопасности движения по С.-Петербургской жел<���езной> дороге. Между прочими мерами предполагалось вырубить леса по обе стороны дороги по ширине в 150 саж<���ень> с тем, чтобы затруднить мелким мятежническим шайкам повреждение дорожного пути.
Муравьев сказал мне, что для разработки подробностей исполнения этой меры он пришлет ко мне военных офицеров, и просил для того же пригласить местных инженеров путей сообщения, а за обедом, к которому он меня пригласил, передал о результатах нашего совещания. Вскоре прибыли ко мне, между прочим, Генерального штаба полковник Свечин и начальник отделения по ремонту пути от Динабурга до Поречья инженер путей сообщения Иван Семенович Кологривов. Все собравшиеся у меня были люди русские, между тем они выказывали явное неудовольствие на Муравьева: живя в среде польских дворян, подчиняясь их псевдолиберальному направлению, они ополячились. Сверх того, многие из них опасались известной строгости Муравьева и впоследствии ее потери своих мест, в особенности за снисходительное их воззрение на проделки мятежников.
По планам местности, по которой проходит дорога, леса оказались на значительном протяжении, и мои собеседники полагали, что по малому числу войск в Северо-Западном крае не достанет средств для вырубки столь значительного количества леса, за который придется еще заплатить большие суммы.
Читать дальше