Коллектив авторов Лебедев С. В., предисловие и - Воспоминания современников о Михаиле Муравьеве, графе Виленском

М. Н. Муравьев, пройдя через многие невзгоды, помирился с существующим порядком и полюбил жизненные удобства. Публика, зная его бедным человеком, по роду его жизни в бытность министром полагала, что он получает неправильные доходы по министерству.

Действительно, до этого Муравьев жил бедно, но, начав получать большое содержание, особливо по должности председателя Департамента уделов, в доме которого имел большое помещение, он мог жить роскошнее. Конечно, для того, чтобы не потерять выгод по службе, он угождал сильным мира. Так, несмотря на неоднократные обиды, претерпенные от бывшего в фаворе у Императора Николая графа Клейнмихеля 163 163 Клейнмихель Владимир Петрович (1839-1882) - граф, генерал-майор, командир гвардейского семеновского полка. , он не упускал случая угодить последнему, хотя принадлежал к противной ему партии. После смерти министра уделов графа Льва Александровича Перовского 164 164 Перовский Лев Алексеевич (1792-1856) - министр внутренних дел в 1841-1852 гг., в 185256 гг. - министр уделов. Министерство уделов было присоединено к Министерству двора в виде департамента, которого председателем назначен Муравьев, бывший до того только главным директором Межевого корпуса. С назначением Муравьева министром государственных имуществ, он сохранил и обе прежние должности, а так как назначение казенных земель и аренд, жалуемых Государем, зависит от министра государственных имуществ, то Муравьев сумел назначить при пожаловании земель графу А. В. Адлербергу, сыну тогдашнего министра двора и уделов, наилучшие земли, а когда министр двора и уделов исходатайствовал Муравьеву весьма значительное число десятин земли за службу его по званию председателя департамента уделов, то, конечно, он, как министр государственных имуществ, избрал для себя наилучшие земли. Все это весьма неблаговидно, но, к сожалению, свойственно если не всем, то большей части наших сановников. Люди же, подобные брату Муравьева, Николаю Николаевичу, были весьма редким исключением.

Живя в такой испорченной среде, достаточно оставаться строгим к самому себе и снисходительно смотреть на подобные проделки других лиц. Вот почему я, видя в Муравьеве умного и энергичного человека, продолжал мои хорошие отношения к нему.

Муравьев провел лето 1862 года в Германии, где лечился минеральными водами, а по возвращении в Петербург искал, как уверяли, иметь лично доклад у Государя по департаменту уделов, но, по нерасположению к нему Государя, не достиг этого и затем оставил все свои должности, сохранив только звание члена Государственного совета. В зиму 1862-1863 годов он купил дом на Сергиевской улице, в который полагал переехать с наступлением летнего времени. В эту зиму я у него часто обедал. Мы неоднократно обсуждали польское восстание, и он постоянно говорил, что нам и думать нечего об удержании Царства Польского, а надо употребить все средства к удержанию наших западных губерний, в которых большая часть образованного сословия состоит из лиц польского происхождения.

По-моему возвращению из Нижнего Новгорода я узнал, что 1 мая Муравьев назначен начальником Северо-Западного края, т.е. Витебской, Минской, Могилевской, Виленской, Ковенской и Гродненской губерний. Он мне объяснил, что до получения официального назначения он послал через мою жену телеграмму ко мне с просьбою скорее приехать в Петербург, так как ему необходимы разные сведения по С.-Петербурго-Варшавской жел<���езной> дороге, а неоднократные его разговоры со мной о необходимости энергических мер в Северо-Западном крае, в котором ему никогда не приходило в голову быть начальником, служат ему доказательством, что я ему буду усердным помощником в деле прекращении мятежа.

С того времени мы видались почти каждый день до отъезда Муравьева в Вильну. Убийства из-за угла поляками-изуверами русских чиновников подали повод принятию мер для безопасности проезда Муравьева без всякого с его стороны в этом участия. Я приказал ко дню отъезда Муравьева приготовить вагон, в котором обыкновенно инспектировал дорогу, и распустил слух, что проеду по дороге до его выезда. По прибытии Муравьева на станцию жел<���езной> дороги я посадил его в этот вагон и приказал жандармским офицерам провожать его каждому по своей дистанции и, не спуская с него глаз, оберегать от всякой опасности. Я не мог сам проводить Муравьева, так как он выехал 14 мая, а на другой день я должен был присутствовать на общем собрании акционеров главного общества жел<���езной> дороги по должности главного инспектора и в качестве представителя правительственных акций. Муравьев по болезни не мог ездить в вагонах иначе, как сидя на особого рода качалке, которая и была прикреплена на скамейке вагона.