Коллектив авторов Лебедев С. В., предисловие и - Воспоминания современников о Михаиле Муравьеве, графе Виленском

Теперь, тридцать лет спустя, легче сравнить систему управления Муравьева и предместника его. В. Я. Назимов мог по справедливости сказать: «Я подавил вооруженный мятеж, истребил все сколько-нибудь значительные шайки, а Муравьеву достались лишь остатки, совершенно ничтожные. Так чего же еще можно было от меня требовать!». Это совершенно верно; но зато польских магнатов, помещиков, шляхту, польских или ополяченных русских чиновников Владимир Иванович или вовсе не преследовал, или преследовал редко и слабо. Католическое духовенство Назимов берег, уважал и доносил государю, что прелатов и ксендзов следует всячески привлекать на нашу сторону, так как они имеют сильное влияние на умы и популярны в народе. Можно себе представить, каким влиятельным лицом был при Назимове епископ Красинский! Муравьев действовал прямо противоположно и вразрез системе своего предместника. Вооруженным шайкам он не придавал особого значения, называл их сволочью и сравнивал с ветвями и сучьями дерева, которые вырубаются, сохнут, падают, но на их месте вырастают другие, и дерево продолжает расти да разветвляться, пока корни его целы. На эти-то корни и обрушился Муравьев. Первым страшным ударом топора было обложение всех помещиков польского происхождения большим процентным сбором. Эти господа с конца 50-х годов употребляли свои доходы и капиталы на «офяры» (пожертвования) в пользу отчизны, то есть в пользу мятежа. Вот куда помещались русские деньги! Распоряжение Муравьева положило конец такому порядку вещей. Русские деньги стали употребляться на русское дело: процентный сбор расходовался на постройку, ремонт и украшение православных церквей, на улучшение быта православного духовенства, на упорядочение администрации, полиции и другие подобные цели, прямо противоположные задачам мятежа.

Наконец, почином Муравьева приступлено было к действительному осуществлении крестьянской реформы по Положению 19-го февраля 1861 года, тогда как при Назимове помещики извращали и обходили закон, обращая реформу в свою единоличную пользу. Благодаря помянутым двум коренным мерам Муравьева, польские землевладельцы до того оскудели, что лишились возможности формировать, довольствовать и содержать шайки на своем иждивении.

Из предыдущего видно было, каким образом Муравьев подрубил другой жизненный корень мятежа в лице бискупа Красинского и как он подсекал второстепенные корешки в лице таких священников, как Ишора и Земацкий.

Остатки мятежнических скопищ новый начальник края тоже не оставил своим попечением. Один из приближенных к нему сотрудников, смеясь, говорил мне: «Вам предстоит много работы. Муравьев хочет извести повстанцев как клопов, то есть ошпаривать кипятком, прижигать и выколупывать их гнезда до тех пор, пока и зародышей не останется». Так оно и вышло на самом деле. Вся 1-я гвардейская дивизия раздробилась на ротные колонны, которые начали, по выражению Муравьева, «сновать» по всем направлениям и не давали повстанцам ни отдыха, ни срока. Со своей стороны, Варшавский Жонд (революционное правительство) старался приноровиться к обстоятельствам и послал Литовскому отделу приказание переменить тактику, избегать столкновений и упорно держаться ночных, партизанских действий, имея в виду только поддержание террора в народе, и во что бы то ни стало затянуть мятеж, выиграть время и «дождаться лучших дней» (любимое изречение поляков).

Такой оборот был, в сущности, практичным и целесообразными. Поляки ждали вмешательства Европы и не ошибались, так как дело действительно дошло до попытки признания поляков и русских «воюю -щими сторонами» со стороны Англии и Франции, предлагавших свое посредничество. Известно, что эта затея Наполеона III потерпела фиаско вследствие решительного отказа императора Александра II, выраженного в резком ответе канцлера, князя Горчакова. Подпольные варшавские агитаторы не переставали, однако же, верить в заступничество

Европы и держались до крайности. Хотя вооруженные силы мятежа разлагались; но военная и гражданская организация «народового Жонда» крепко коренилась в Литве даже при Муравьеве.

В самой Вильне, близко от него, проживали польские гражданские губернаторы Малаховский и Калиновский. Они держали в своих руках материальные и нравственные средства революции, поддерживали деятельные сношения с главным Варшавским комитетом и с особым усердием старались устроить подпольную администрацию, особенно кинжальщиков и жандармов-вешателей, главных орудий террора. Муравьев долго не мог добраться до этих корней, глубоко таившихся в почве и широко разросшихся. Но он терпеливо и упорно добирался до них, а такие отчаянные попытки, как покушение на маршалка (предводителя дворянства) Домейко, усугубляли энергию и распорядительность усмирителя польской справы.