Коллектив авторов Лебедев С. В., предисловие и - Воспоминания современников о Михаиле Муравьеве, графе Виленском

Итак, никакой своей идеи мы не умели дать Варшаве. Мы старались только ослабить притязания польской идеи, но раз давши полякам нравственный перевес над собой, не могли, конечно, избежать последствий этого перевеса. Сила поляков росла, росла их самоуверенность, а с ней и дерзость. Мы же, раз отрешившись от своей идеи в политике, естественно, могли лишь понижаться все более и, в конце концов, возложив все упования на маркиза Велепольского, собственное внимание устремили на чисто внешнее поддержание порядка, потеряв даже силу следить за подкладкой манифестаций. Безыдейность власти и ее колебания так деморализировали всех, что громаднейший когда-либо бывший на свете заговор оставался для властей невидимым и не возбуждал их внимания.

Опубликованная переписка 1861-62 годов Государя с наместниками и властями Варшавы наполнена сведениями о демонстрациях.

Государю тщательно докладывают о всяком ничтожном сборище; не забывают отметить с радостью, если в городе было все спокойно... Но о заговоре - ни слова.

Между тем многочисленные организации возникли в крае уже в конце 50-х годов. С мая 1861 года началось сплочение их в одну крупную силу. В августе 1861 года была выбрана «делегация» красных. Затем началась вербовка повстанцев. К 1862 году в списках Жонда Народовего состояло 25 000 человек, готовых идти в бой, распределенных в различных воеводствах, на которые Жонд разделил Польшу, имея всюду своих начальников. Уже закупалось оружие, а мы - почти не знали о самом существовании заговора, сажали в цитадель мальчишек, демонстрирующих по костелам, и не замечали 25-тысячной армии со всем штабом и складами оружия! Ирония судьбы решила, чтобы последнюю искру мятежа бросил не кто другой, как Велепольский.

Маркиз Велепольский, преследуя свою систему постепенного мирного восстановления Польши, более всего боялся внешних проявлений мятежа, способных вызвать правительство из апатии. Под его-то влиянием решен был знаменательный «набор», объявленный в октябре 1862 года. Сам по себе этот набор, 10 000 человек, конечно, был неотяготителен для края, но он должен был быть произведен исключительно среди городского населения.

Велепольский рассчитывал таким путем ослабить толпу городской вольницы, чересчур разбушевавшейся и каждую минуту способной компрометировать его тонкие комбинации. Но мера привела к совершенно обратным результатам. Жонд Народовый решился выступить от -крыто и объявил, что он не допустит до набора.

Перчатка была брошена. Не могло отступить правительство, не мог отступить и Жонд. Впрочем, по существу это не имело значения. Мятеж был решен, и вопрос о наборе лишь немного ускорил восстание, побудивши Жонд начать его с силами менее организованными, нежели он желал.

Любопытно, что и мы, даже при этом выступлении Жонда в качестве польского правительства, все-таки ничего не предвидели. Изменническое пособие мятежу со стороны нашей собственной администрации польского происхождения, в руках которой мы оставляли край, - было так ловко, что в этот решительный момент, когда уже началось бегство «до лясу» и банды Жонда по всем «воеводствам» поспешно вооружались, - мы все-таки ничего не знали и не видели.

Наши разбросанные войска не получали никаких инструкций, ничего не ждали и потому были захвачены врасплох.

Когда с 3 на 4 января 1863 года нами был произведен упомянутый набор, Жонд немедленно же назначил на 10 января восстание, и в ночь с 10 на 11 января совершенно неожиданно на наши войска произведены были нападения банд в 10 пунктах (Полоцк, Плонск, Едльня, Бедзентнын, Шидловец, Любартов, Кодень, Родин, Сточек). Мы, следовательно, до самого начала военных действий не замечали такой организации, которая способна была в 5 дней мобилизировать свои банды для внезапного одновременного действия почти на всем протяжении Царства!

Начались военные действия. В исходе их, казалось, трудно было сомневаться. Повстанцы бились храбро и действовали, по признанию военных писателей, с большой сообразительностью. Но мы при всем хаосе в наших действиях имели 90 000 регулярного войска против 2530 тысяч плохо вооруженных волонтеров. Жонд совершенно разумно приказывал уклоняться от открытого боя. Тем не менее наши войска успели принудить повстанцев в течение января, февраля и марта к 40 боям, в которых банды были, казалось, совершенно рассеяны.

И что же? На деле оказалось совершенно не то. Рассеянные банды возрождаются, усиливаются, появляются в новых местах. Жонд Народовый получил характер какого-то действительного правительства, воюющей стороны, он почти признается Европой, и, в довершение всего, восстание, опять же совершенно неожиданно для нас, переносится, кроме Царства, в Литву и Белоруссию. В Литве мы уже также ничего не видели, как и в Петербурге. А в белорусских и литовских губерниях давно образовались тоже два Жонда - «белых» и «красных». Они уже вступили в союз с Жондом Варшавским. В Петербурге организация Огрызко и Сераковского насчитывала более 1000 членов, имея свои отделения по всей России. Она находилась в тесной связи с Вильной... А мы нигде ничего не видели, и все повсюду оказывалось «совершенно неожиданным». Край при благодушном управлении В. И. Назимова был в довершение беды почти без войска. Здесь совершенно ничего не ожидали, и хотя войска разгоняли банды, но в общей сложности мы с изумительной быстротой оказались владеющими лишь городами. Литовский отдел Жонда, имеющий резиденцию в Вильне, - оказался господином громадного края.