Мартин Гарретт - Венеция. История города

Особенной популярностью у строителей вилл и их клиентов пользовалась местность в районе канала Брента (заключенная в искусственные берега река Брента), богатая плодородными землями и расположенная на удобном расстоянии от Венеции и Падуи, но вдали от летнего городского зноя. Может быть, берега канала и оставляют ощущение прохлады и покоя, но Байрон, снимавший виллу Фоскарини, где сейчас находится почта, жаловался, что она расположена слишком близко к дороге. Похоже, венецианцы, попадающие на материк, говорил он Джону Кэму Хобхаузу в июне 1817-го, «считают, что никакой пыли не восполнить их продолжительное пребывание в воде». Среди доступных широкой публике примеров — вилла Фоскари, созданная Палладио, известная и как «Ла Мальконтента» («недовольная»). Согласно легенде, объясняющей и происхождение названия, в это унылое уединенное сельское поместье некогда сослали одну юную представительницу семьи Фоскари, увлекшуюся удовольствиями безнравственного города.

Значительно большими размерами отличается вилла Пизани на Стра, строительство которой началось сразу после избрания дожа Альвизе Пизани в 1735 году. Посетителю кажется, что комнат там не счесть, а конюшни прямо-таки величественны. В свое время вилла оказалась достаточно просторной для того, чтобы ненадолго приютить свиту и непомерное эго Наполеона Бонапарта, а чуть позже стала официальной резиденцией его вице-короля Эжена де Богарне, который, естественно, провел там значительно больше времени. Одной из самых впечатляющих реликвий, сохранившихся от того периода, стала лаковая с золотом кровать в Камера ди Наполеоне, которую дополняют желто-белые драпировки, гигантское « N », орел и балдахин, увенчанный купидоном, взирающим на потолочные росписи Бевилаквы, иллюстрирующие миф о Психее. Впоследствии это здание сочли достаточно величественным для того, чтобы оно стало местом проведения первых переговоров между еще только начинавшим свое восхождение Гитлером и Муссолини в июне 1934-го.

Неизвестно, удалось ли диктаторам поладить. Свидетели, знакомые свидетелей и историки не могут прийти к единому мнению на сей счет. Но, безусловно, Гитлер, только что пришедший к власти, едва ли мог произвести на старшего по возрасту итальянца достаточно сильное впечатление. Муссолини, возможно, надеялся унизить Гитлера, когда в сверкающей генеральской форме приехал в аэропорт в Лидо встречать человека, который, в расчете на то, что переговоры будут носить неофициальный характер, явился на встречу в неприметном и довольно мятом гражданском костюме и шляпе. В Стра они без переводчиков обсуждали такие вопросы, как будущее Австрии и взаимоотношения с католической церковью, и практически никакой договоренности не достигли. Муссолини достаточно хорошо говорил по-немецки, но ему доставляли некоторые проблемы — да и просто утомляли — длинные монологи гостя. Позже он жаловался, что «вместо того чтобы говорить со мной о насущных проблемах… он цитировал мне по памяти " Mein Каmpf », скучный трактат, который итальянец так и не прочитал. Согласно одному рассказу, в который поверить труднее, Муссолини так надоели монологи, что он подошел к окну, посмотрел на собравшихся там важных чиновников и офицеров и, указав на Гитлера, через плечо сказал « и matto, и matto » — «он сумасшедший». На следующий день дискуссия возобновилась в гольф-клубе Альберони на Лидо. Муссолини, что довольно легко понять, на этом этапе не смог верно оценить Гитлера. До блицкрига оставалось еще шесть лет, и когда фюрер стал рассказывать, как с итальянской помощью он сможет захватить Францию и занять ее основные города за несколько часов, Дуче, по рассказам, стукнул кулаком по столу и закричал: «Нет!». Отношения так и остались сложными, хотя позже это принесло унижение именно Муссолини.

Но атмосфера в большинстве комнат виллы Пизани значительно легче, чем можно предположить, исходя из этих ассоциаций. Здесь есть комнаты, посвященные Помпее, фрески, где можно видеть фигуры людей в одеждах XVIII века в обрамлении роскошных садов, огромный салон, или бальная зала с эффектами росписи, обманывающей зрение, и последние большие потолочные росписи (1761–1761), выполненные Джамбаттиста Тьеполо перед отъездом в Мадрид, где он работал у короля Карла III Испанского. В этом «апофеозе Пизани», как говорит Майкл Леви в своих исследованиях, «он совместил аллегорию и персонификацию, изобразив современных ему представителей семьи среди облаков, спокойных и уравновешенных, рядом с самими богами, на седьмом небе оптимизма».