248 Псалтирь Латрелла. Англия, ок. 1325–1340 гг. London. British Library. Ms. Add. 42130. Fol. 70v.
Сирена с зеркалом и расческой.
249 Апокалипсис (Gety Apocalypse). Лондон (?), ок. 1255–1260 гг. Los Angeles. The J. Paul Getty Museum. Ms. Ludwig III 1. Fol. 35v.
Ангел рассказывает Иоанну Богослову о Вавилонской блуднице: «Подойди, я покажу тебе суд над великою блудницею, сидящею на водах многих; с нею блудодействовали цари земные, и вином ее блудодеяния упивались живущие на земле» (Откр. 17:1–2).
В Книге пророка Исайи (13:21–22) было сказано, что на развалинах пагубного града Вавилона поселятся «дикие звери, и домы наполнятся драконами; и страусы поселятся, и косматые будут скакать там. Совы будут выть в чертогах их, и сирены в увеселительных домах ( sirenes in delubris voluptatis )» [285] В древнееврейском оригинале в этом месте упоминаются звери под названием «танним». В современном иврите это слово означает шакалов. В базовом греческом переводе (Септуагинте) тут появляются ежи, а в русском Синодальном переводе — гиены.
. Наконец, такое же зеркало на многих иллюстрациях к 17-й главе Апокалипсиса получала и Вавилонская блудница, восседающая на семиглавом звере с десятью рогами и упоенная «кровью святых». На протяжении столетий в этом демоническом образе видели, прежде всего, обличение языческой Римской империи, которая обречена на погибель, и/или критику разврата и роскоши как таковых. В тексте Откровения сказано лишь то, что в руках блудницы была золотая чаша, «наполненная мерзостями и нечистотою блудодейства ее». Тем не менее художники, по крайней мере, с XIII в. часто изображали ее еще и с зеркалом — символом гордыни и распутства [249]. На Анжерском апокалипсисе — серии шпалер на сюжет Откровения, созданных в 1373–1380 гг. для Людовика I Анжуйского, — Вавилонская блудница, словно Венера или сирена, глядя в зеркало, расчесывает свои длинные волосы [286] О'Неаг, О'Неаг 2015. P. 158–165, Fig. 17.2.
.
Когда человек смотрит на свое отражение, он не только потворствует своему тщеславию и суетно заботится о собственной красоте, но и всматривается в самого себя, пытается постичь свою сущность. Еще в культуре Античности отражение служило одной из важнейших метафор самопознания. Глядя в воду или в зеркало, человек в буквальном смысле может взглянуть на себя со стороны — смотрящий субъект превращается и в объект взора. В Позднее Средневековье клирики, обличая греховное самолюбование, призывали обратить взгляд внутрь и задуматься не о телесной красоте, а своей душе. Они повторяли, что зеркало должно превратиться из инструмента погибели в инструмент спасения, не множить иллюзии, а помочь осознать правду о себе [250, 251]. Встретившись с собой взглядом, человек должен ужаснуться тому, что ему открылось, разглядеть уродство своей души. Испуганный и потрясенный, он окажется перед неизбежным выбором: укрыться в мире иллюзий, остаться слепым к своему подлинному «я», принять грех и смерть как свою участь или использовать зеркало для того, чтобы пойти по пути обращения, отвратиться от греха и вернуться к Богу [287] Merback 2014. P. 301.
.
250 Английский перевод «Паломничества человеческой жизни» Гийома де Дегильвилля. Англия, вторая четверть XV в. London. British Library. Ms. Cotton Tiberius A VII/1. Fol. 95v.
Придя в лавку, где продаются зеркала, гребни и другие товары, паломник получает на выбор два зеркала: одно ему льстит, а второе, зерцало совести, напротив, демонстрирует его уродство. Ему не хочется в него глядеть, но именно такое отражение способно привести его к покаянию и спасению.
251 Гравюра Питера ван дер Хейдена по рисунку Питера Брейгеля Старшего, ок. 1558 г. New York. The Metropolitan Museum of Art. № 26.72.3.
Одна из самых загадочных аллегорий Брейгеля. Elck (каждый), т. е. всякий человек, словно слепец (в очках) и глупец (днем с фонарем), охотится за благами мира сего. Как гласит латинская подпись к гравюре, «каждый ( Nemo nоn ) всегда ищет только своей выгоды. Во всех своих предприятиях каждый старается только для себя. При любых обстоятельствах каждый заботится только о наживе. Один тянет в свою сторону, другой — в свою. У всех только одно желание — обладать». Над основной сценой на стене висит «плакат», на котором изображен Никто ( Nymant ), одетый в костюм шута. Он рассматривает себя в зеркало, но, привязанный к благам мира сего, не способен ничего разглядеть. Суть послания опирается на игру слов: Nyman en ekentsy selven («Никто не знает себя»). Безумец, глядя в зеркало, все равно себя не поймет — он не видит, что безумен.
252 Антон Вёнзам. Мудрая женщина, ок. 1525 г. Vienna. Albertina. № DG 1996/218.
Мудрая женщина, чьи уста запечатаны для болтовни и злословия, а уши открыты для слова Божьего, смотрится в зеркало, но видит не свое отражение, а распятие. Эта нравоучительная гравюра представляет идеальную жену и хозяйку. Отвергнув гордыню, она покорна и верна супругу. Змеи, обвивающиеся вокруг ее пояса, защищают ее от греховных страстей, а конские копыта означают, что она твердо стоит на земле, верна чести и не впадет в грех. В средневековой иконографии змеи и копыта явно указывали бы на то, что перед нами дьявол, скрывшийся под маской женщины, а здесь эти детали, напротив, символизируют добродетели.
Как визуализировать эту идею? На исходе Средневековья появляется множество образов, на которых человек, глядя в зеркало, видит там не свое лицо, а что-то другое — дьявола, который им на самом деле верховодит, или распятие, которое указывает ему единственный путь к спасению [252]. Распутная и тщеславная женщина, которая все время проводит перед зеркалом, любуясь своим отражением, на самом деле служит дьяволу.
Читать дальше