Михаил Майзульс - Мышеловка святого Иосифа. Как средневековый образ говорит со зрителем

Однако эта трактовка точно не применима ко всем маргиналиям. Большинство из них скорее должно было смешить и высмеивать, чем наставлять и страшить. За последние полвека историки исследовали разные варианты того, как декор книжных полей связан с центром листа. Чаще всего маргиналии не имели к нему никакого отношения и представляли персонажей или сценки, заимствованные из совершенно других — письменных и часто устных — текстов: от нравоучительных «примеров» ( exempta ), которыми клирики оснащали свои проповеди, до бестиариев, от плутовских романов до басен и поговорок. Однако некоторые маргиналии все-таки комментировали, пародировали или как-то еще обыгрывали текст, который они обступали со всех сторон. Порой они визуализировали какие-то ключевые события или идеи из текста. Однако чаще они «откликались» на отдельные фрагменты фраз или даже отдельные слова, которые не обязательно были особо значимы. Так, на одном из листов английской Псалтири Латрелла справа от строчки, где фигурирует слово «ночь» ( in node ), мастер изобразил летучую мышь [79] Sandler 1997. P. 37, Fig. 25. [77]. И таких «образов слов» среди маргиналий было немало [80] Camille 1992; Sandler 1996; Sandler 1997. P. 37–38. .

Но вернемся к монаху, устроившемуся в гнезде на полях гентского Часослова. Что мы точно знаем об этом сюжете? Изображение мужчины, который высиживает яйца, встречается среди маргиналий еще в нескольких северофранцузских и фламандских рукописях той поры. Но всякий раз история выглядит чуть по-другому.

Псалтири, вероятно, созданной в Генте в 1320–1330-х гг., человек в сером капюшоне (тоже, возможно, монах), сидящий в корзине, окружен двумя обезьянами. Он также рассматривает (греет?) яйцо в лучах солнца, а одна из обезьян, одетая в длинный плащ, надкусывает яйцо [81] Oxford. Bodleian Library. Ms. Douce 6. Fol. 93v. . На полях «Романа о Ланселоте Озерном» мужчина в бордовом капюшоне изображен с голым задом [78]. А в одной из рукописей «Романа о Мерлине» в корзине сидит уже точно не монах, а шут в колпаке с бубенчиком. Он также держит яйцо на вытянутой руке, но художник не изобразил над ним солнца. Эта сценка помещена на верхнем поле, над текстом, а в том же месте листа внизу стоит обезьяна-калека, которая ест какой-то круглый или овальный предмет — тоже, скорее всего, яйцо [79]. Высиживание яиц оказывается как-то связано с шутовством и обезьянничаньем, а обезьяны часто изображаются с куриными яйцами. В одном Часослове примерно того же времени на полях стоит обезьяна, которая в правой руке на палке держит пустой капюшон, а в левой — корзину яиц [80]. А в том Часослове из Гента, с которого мы начинали, на одном из листов, не так далеко от монаха-«наседки», обезьяны перекидываются яйцами (играют в какую-то игру?) [82] Baltimore. The Walters Art Museum. Ms. 82. Fol. 192v. . В XV–XVI вв. изображения монахов или шутов, высиживающих яйца, регулярно появлялись на мизерикордах . Так называют деревянные полочки на нижней стороне откидывающихся сидений, какие устанавливали в хорах храмов [83] Block 1996. P. 4, 108–109, 137, 158, 162. . В ходе долгих служб монахи или каноники, которым приходилось часами стоять, могли на них слегка опереться.

Круг сюжетов, которые вырезали на мизерикордах: реальные и воображаемые звери, гримасничающие человеческие лица и агрессивные морды демонов, комичные сценки из басен и иллюстрации поговорок, — был очень близок к репертуару книжных маргиналий [84] Alexandre-Bidon 2001. . К этому времени в Нидерландах шут, высиживающий яйца, превратился в один из главных символов человеческой глупости. Эта тема обыгрывалась в многочисленных поговорках вроде «Не сажайте дурака на яйца» (« Men mag geen nar op eieren zetten »), поскольку он наплодит точно таких же дурней — безумие множит безумие. Сюжеты, связывавшие глупость с яйцами, строились на игре слов: фламандское слово door («дурак») было созвучно dooier («желток»). Потому на известном рисунке Питера Брейгеля Старшего и многочисленных изображениях, которые его копировали, шут, сидя на колоссальном яйце, залпом осушает стакан, а из дыры в скорлупе выглядывает другой шут (= желток), который готов оттуда вылупиться [85] Bax 1979. P. 32, 192–194. [81]. Кроме того, яйца ассоциировались с карнавалом и вообще с праздничным загулом. Потому развеселых пирующих порой изображали внутри огромного яйца-таверны [86] Даркевич 1988. C. 178. [82]. Наконец, куриные яйца, конечно, напоминали о мужских яичках, запретном (внебрачном) сексе, деторождении и плодородии. И шуткам на эту тему не было конца [87] Stewart 2016. P. 18–24, 192. См. также: Даркевич 1988. С. 103. . На гравюре Корнелиса Массейса женщина ловит своего муженька на измене — он кладет яйцо в подол другой женщины, а та в это время выхватывает у него корзину с яйцами [83].