Историографический интерес татищевской истории восстания Болотникова заключается в том, что Татищев, воспроизводя в своем изложении текст «Нового Летописца», дополняет летописный рассказ данными из иностранных сочинений о событиях начала XVII в., именно: из сочинений Маржерета и Петрея, а также каких-то не известных нам источников, откуда, по-видимому, Татищев заимствовал ряд данных, отсутствующих в других источниках (в частности, подробности о строительстве плотины на реке Упе).
Самый анализ событий у Татищева ограничивается несколькими краткими замечаниями по адресу Василия Шуйского и характеристикой последствий восстания Болотникова для положения в Русском государстве [5] «Сии проклятые, хотя сами душею и телом надлежащую казнь приняли, однако тем воровством такую беду и разорение государству навели, что и по смерти их через 20 лет едва оное пламя утишить могли» [«История царя В. И. Шуйского, В. Н. Татищевым сочиненная», ЦГАДА, Портфели Миллера, № 150 (JV2 4), л. 12].
.
Будучи первой по времени историей восстания Болотникова, «История царя Василия Шуйского» Татищева должна быть упомянута в историографическом обзоре литературы о Болотникове. Однако это произведение Татищева осталось в рукописи и не оказало влияния на последующую литературу. Гораздо существеннее в историографическом плане другой труд Татищева: его издание Судебника Ивана Грозного. Именно татищевское издание Судебника ввело в научный оборот законы о крестьянах и холопах конца XVI — начала XVII в.
Татищев же (в примечании к годуновскому закону от 21 ноября 1601 г. о частичном восстановлении Юрьева дня) впервые высказал мысль о том, что социальный кризис начала XVII в. явился последствием закрепощения крестьян и холопов законами Бориса Годунова: «Сей закон о вольности попрежднему крестьян он учинил против своего рассуждения и перваго о неволе их узаконения (имеется в виду указ 1597 г. — И. С .), надеяся тем ласканием более духовным и вольможам угодить и себя на престоле утвердить, а роптание и многия тяжбы пресечь; но вскоре услыша большее о сем негодование и ропот, что духовные и вельможи, имеющие множество пустых земель, от малоземельных дворян крестьян к себе перезвали, принужден паки вскоре переменить, и не токмо крестьян, но и холопей невольными сделал: из чего великая беда приключилась, и большею частию через то престол с жизнию всея своея фамилии потерял, а государство великое разорение претерпело» [6] Татищев , Судебник, М. 1768, стр. 124, 125.
.
В этом рассуждении Татищева заложена глубокая мысль о том, что корни кризиса начала XVII в. следует искать в борьбе крестьянства против крепостного права. И, настаивая на том, что «великая беда приключилась» оттого, что Годунов «не токмо крестьян, но и холопей невольными сделал», Татищев оказался гораздо ближе к пониманию действительной природы событий начала XVII в., чем многие историки XIX в.
Щербатов — второй из историков XVIII в., писавший о Болотникове, — почти не увеличил фонда источников, привлеченных им для изложения событий восстания Болотникова. Подобно Татищеву, и у Щербатова в основе изложения лежит рассказ «Нового Летописца» (у Щербатова — «Летописец о мятежах», т. е. «Летопись о многих мятежах»), дополненный отдельными известиями из записок Маржерета (Петрея Щербатов не использует) да материалами из статейного списка посольства князя Г. Волконского и А. Иванова в Польшу в 1606 г. (Дела Польские, № 26).
Но если в изображении конкретного хода событий восстания Болотникова Щербатов мало что прибавил к летописному повествованию, то существенной чертой Щербатова как историка восстания Болотникова является его стремление выяснить «коренные причины сего буйства». «Размышление о сем буйстве народном» у Щербатова представляет несомненный интерес в том отношении, что начало «неудовольствий» в обществе, приведших в конце концов к «народному буйству», Щербатов видит в крепостнических законах Ивана Грозного и Бориса Годунова. Последствия этих законов изображаются Щербатовым следующим образом: «Крестьяне при царе Иоанне Васильевиче были свободны и имели право по изволению своему переходить. Сей государь, приметя происходящий вред государству от сих переходов, старался сперва их ограничить, яко сие видно по установленному сроку в судебнике их переходов. Царь Борис Федорович, желая себя низким народом на престоле подкрепить, учинил по прежнему их свободными, но вскоре увидя неудобность сей свободы, паки ее отменил и даже у дворовых людей отнял свободу; самым сим огорчил крестьян, не чувствующих, что самое стеснение их свободы есть драгоценный для них дар, отнимающий у них способы из места в место переходить и нигде твердого не уставить себе жилища, а по сему и не основать своего благосостояния; но люди господские, не бывшие никогда подвержены рабству, весьма были огорчены; однако самым сим государство получило пользу, непременным пребыванием крестьян на их местах и вечною привязанностию людей к их господам. Но бояре были сим весьма огорчены, ибо сим установлением лишились они способа населять пространные свои поместья. Мы видели в царствование сего государя, что отчасти сие самое и падение его роду произвело» [7] М. М. Щербатов , История Российская, т. VII, ч. II, СПб. 1791, стр. 147.
.
Читать дальше