Лев Гумилёв - Татаро-монголы в Азии и Европе

Создание монгольского раннефеодального государства являлось актом огромной исторической важности для монгольского народа. Оно покончило с непрерывной борьбой между вождями племен и способствовало преодолению племенной разобщенности в стране и образованию монгольской народности. Многолетняя борьба Чингис-хана против других претендентов на власть над всей страной (Джамухи, Ван-хана кэрэитского, Таян-хана найманского и других), как уже указывалось в исторической литературе [1914], соответствовала историческим закономерностям развития монгольских племен и носила позитивный характер. Она объективно являлась борьбой за прогресс монгольского общества. Роль, которую Чингис-хан сыграл в создании монгольского государства, несомненно, является его исторической заслугой.

Но и здесь, как отмечают современные историки [1915], не следует переоценивать роль одной личности, даже такой выдающейся, как Чингис-хан, в сложном социально-экономическом процессе создания монгольского раннефеодального государства. Как известно, в западной и старой русской литературе примеров одностороннего освещения истории монголов как истории сменявших друг друга ханов хоть отбавляй. Во многих случаях получалось, что все или почти все события — дело рук гениального вождя «диких» монголов Чингис-хана, а исследований объективных причин, их породивших, отсутствовало. Но ограниченность размера настоящих заметок не позволяет указать хотя бы на часть этой обширной литературы [1916]. Поэтому, возвращаясь к вопросу о роли отдельных лиц в создании первого монгольского государства, следует сказать, что на самом деле образование монгольского государства как органа поддержания порядка в классовом обществе являлось результатом длительного исторического развития монгольского общества. В процессе окончательного разложения родового строя, сложения классового кочевого общества и возникновения государственной власти в Монголии сыграли важную роль три общественных института: институт oтэгу-богол (монг. otegu-boyol или otogu-boyol — букв. «старый раб») [1917], домашнее рабство и нукерство (от монг. nokor — «товарищ», древн. — «дружинник»).

Институт oтэгу-богол — это упомянутая выше практика порабощения целого рода другим родом, главным образом в результате военной победы с последующим рассеиванием или сохранением его как какого-то коллектива. Что касается самого термина, то в настоящих заметках он употребляется вместо выражения унаган-богол ( unayan boyol — букв. «потомственный раб»), принятого в советской и монгольской, а также частично и западной литературе [1918]. В свое время И. Н. Березин в переводе «Джами'ат-таварих» Рашид ад-Дина читал соответствующую персидскую транскрипцию как онгу-бугул и отождествлял онгу с иnауа (букв. «жеребенок», т. е. сын раба) и бугул с boyol (> bo'ol ) (раб) [1919]. В другом месте он переводит персидское выражение как «простой раб» и объясняет первый компонент его при помощи монгольского otele (простой) [1920]. Б. Я. Владимирцов принял оба термина — unayan boyol [1921]и otele boyol [1922]и положил начало широкому распространению их, особенно первого, в советской и монгольской литературе, посвященной истории монголов. Но П. Пеллио на основании анализа персидского текста показал, что вместо двух терминов у И. Н. Березина в оригинале речь идет только об одном — otegu-boyol или otogu-boyol , где otegu ~ otogu — древний, старый ( ancien, vieux ) и что otegu ~ otogu boyol букв, означает «прародительские рабы» ( esclaves ancestraux ), т. е. те, служба которых началась несколько поколений тому назад [1923]. На то же самое со ссылкой на П. Пеллио было указано Г. Серрайсом в его рецензии на книгу «История Джунгарского ханства» И. Я. Златкина [1924]. Рассматриваемая персидская транскрипция в новом русском переводе сочинения Рашид ад-Дина Л. А. Хетагуровым была прочитана как унгу-богол [1925], т. е. так же, как и у И. Н. Березина, но О. И. Смирнова, переводчица книги 2-й тома 1 «Сборника летописей», независимо от П. Пеллио правильно перетранскрибирует ее как утэгу-богол . Она переводит рассматриваемый отрывок следующим образом: «Племена булкунут и букунут хотя и появились от того общего корня, но так как отцом их был Добун-Баян, то их также называют дарлекин. Монгольское племя, которое в настоящее время называют утэгу-богол , в эпоху Чингиз-хана обобщили с этим племенем. Значение [наименования] утэгу-богол то, что они [дарлекины] являются рабами и потомками рабов предков Чингиз-хана. Некоторые [из них] во время Чингиз-хана оказали [последнему] похвальные услуги и [тем самым] утвердили [свои] права [на его благодарность]. По этой причине их называют утэгу-богол ». В примечании 2 на этой же странице сказано: «В рукописях аутку-бугул , где аутку соответствует тюрк, отеку , монг. oтэгу — старый, древний; бугул — монг. боgол (Сокр. сказ. — боол ) — раб, откуда аутку-бугул — древние рабы, то же, что в монгольских источниках унаган-боgол — исконные рабы какого-либо рода или дома, потомственно ему служившие; о термине унаган-боgол см.: Б. Я. Владимирцов, Общественный строй…, стр. 64, 65» [1926]. Как известно, Б. Я. Владимирцов, положивший начало распространению в литературе термина унаган-богол , действительно пишет о том, что «термин «Онгу Бугул» Рашид ад-Дина есть монгольское unagan bogol (старинное bogal )» [1927]. Но в «Тайной истории монголов», как уже упоминалось, мы не находим выражения unagan boyol . Там часто встречаются, правда отдельно друг от друга, otogu (старый) bo'ol (< boyol ) (раб) [1928]. Что касается фактически отсутствующего у Рашид ад-Дина выражения otele-boyol («простой раб» в переводе И. Н. Березина) [1929], принятого Б. Я. Владимирцовым и характеризуемого им как «простые прислужники» или «младшие крепостные вассалы и прислужники» [1930], то в «Тайной истории монголов» рабы названы bo'ol (< boyol ) [1931]или bosoqa-yin bo'ol (раб у порога, т. е. раб, прислуживающий у порога) [1932]. По указанным причинам в нашей литературе по истории монголов целесообразнее отказаться от терминов унаган-богол и отэлэ-богол . П. Пеллио передает выражение отэгу-богол через «наследственные крепостные» ( serfs her edit air es ), толкует его как «прародительские рабы» и пишет: «Эти «рабы», впрочем, были скорее вассалы, сохранявшие свободу передвижения и даже свою родовую организацию, и многие доходили до самых высоких постов» [1933]. Но социальное значение термина и сущность института отэгу-богольства ( унаган-богольства ) были блестяще раскрыты еще ранее Б. Я. Владимировым [1934]. Поэтому нам остается подчеркнуть только те обстоятельства, которые ускорили разложение родовых отношений. В XI–XII вв., насколько можно судить по источникам, рассказывающим об общественной жизни монголов XII–XIII вв., главным образом в результате поражений на войне одни роды целиком подчинялись другим родам или их ответвлениям, а другие рассеивались и жили разбросанно вместе с другими родами. В обоих случаях они превращались в отэгу-боголов , т. е., по выражению Б. Я. Владимирцова, «крепостных вассалов» по отношению к «владельческому роду», «сюзерену», «сеньору» [1935]. Возможно, что так было и ранее XI–XII вв. Главная обязанность отэгу-боголов состояла в том, что они должны были кочевать совместно со своими господами, по их указаниям образовывать курени и аилы и во время облавных охот служить загонщиками [1936]. Но со временем отэгу-боголы , очевидно, больше служили родовой верхушке, чем владельческому роду. Поэтому авторы первого тома «Истории МНР» (монгольское издание) приходят к правильному выводу: «В племенах выделялись господа ( ноёлох толоолэгчид — букв. «господствующие представители») во главе с главами племен — ханами и нойонами и стали использовать средства производства, пастбища и пленных рабов («етог боол» и «онгу боол») только в своих интересах» [1937].