Слушай, царевич Джочи!
Хаган, твой отец, отправляет тебя в захваченную землю,
Чтобы ты управлял чужим народом. Будь же тверд!
Послушай: говорят, есть непроходимый перевал;
Ты же не думай, что тебе не перейти [его]:
Если подумаешь, как перейти, то перейдешь его!
Когда станешь переваливать и не будет на том перевале крика и шума,
То на другой стороне перевала
Тебя встретят песни и хуры! [40] Хуры — славословия, приветственный клич.
Говорят, есть река, нельзя переправиться [через нее];
Ты же не думам, что тебе не переправиться:
Если [не] думаешь, то ты переправишься!
Если не будет при той переправе тревоги,
То на другой стороне той реки
Тебя готовы встретить повозки и юрты!
[13, с. 230–231]
Казалось бы, Джучи, уже имевший в уделе кипчакские земли (восточный Дешт) и занятый задачей административного оформления и дальнейшей их адаптацией в государственной системе Монгольской империи, получил новое задание по дальнейшему продвижению на запад. В этом случае представляется вполне реальным предположение, по которому «непроходимый перевал», о котором говорил Боорчу, — это не что иное, как перевал через Уральские горы, а река, через которую «нельзя переправиться», — это Яик, бывший в эпоху Средневековья гораздо более многоводным, чем в наши дни [41] О многоводности Яика упоминает Ибн Фадлан (X в.) [1, с. 235] и Низам ад-Дин Шами (XIV в.) [17, 296].
. Следовательно, под народом, который защищал переправу через эту реку и перевал через эти горы, необходимо подразумевать башкир [1, с. 144–145]. Однако Чингис-хан, судя по тексту «Алтай Тобчи», отправил Джучи не куда-нибудь, а в уже « захваченную землю». Как известно, монголы Южного Урала хотя и достигли, но не захватили, а значит, под перевалом и рекой можно подразумевать какие угодно географические области Евразии, но отнюдь не Яик или Уральские горы. Более того, сам Джучи, выслушав наставление Боорчу, высказал недоумение:
Когда… владыка сказал, чтобы ты наставлял [меня],
То я ждал, что ты скажешь, как дойти до народа еще неизвестного,
Как собрать воедино народ, еще не собранный,
Как расширитъ свои земли,
А ты наставляешь меня, как управлять народом, уже собранным,
Как потреблять уже приготовленную пищу —
Этому ты наставляешь меня!
[13, с. 231]
Далее в полемику между «маршалом» и огланом вступил сам Чингис-хан, подтверждая наше предположение о назначении Джучи в земли, уже завоеванные в ходе монгольской экспансии.
«И еще Чингис-хан преподал наставление:
В чем согласие между отцом и сыном?
Ведь не тайком отправляю я тебя [так] далеко,
[А для того,] чтобы ты управлял тем, чем я овладел,
Чтобы ты сохранил то, над чем я трудился [42] Буквально: «перенесенные [труды] мои сбереги (сохрани)» [13, с. 232].
.
Отделяю тебя, чтобы стал ты опорою
Половины моего дома и половины моей особы».
[13, с. 231–232]
Тем не менее с Джучи, обремененного ныне ответственностью за полученные в управление земли, давнего отцовского распоряжения относительно завоевания «северных стран» (т. е. расположенных севернее Дешт-и-Кипчака), «как то: Келар, Башгирд, Урус…» [41, с. 78–79], никто не снимал, а сам царевич, по-видимому, на этот счет ожидал отдельных указаний: «как дойти до народа, еще не известного (в данном случае непокоренного. — В.3 .» [13, с. 231]. И указания эти были получены, но не лично Джучи, а его советником Мунгэту-багатуром, которому Чингис-хан отдал следующие распоряжения:
Мунгэту, я посылаю тебя!
Надев свою расшитую бисером шапку,
Вытянув ноги в железных стременах,
Ты оставайся [там], пока не прославишь небо и землю!
Если Небо укажет тебе путь — дорогу,
Ты совершишь поход [даже] за море. Да!
Не прерывай же своих призывов и песен!
Ты совершишь походы через скалы,
Не прерывай же своих криков и призывов!
Ты уходишь, и словно, отрывается рукав или полы.
После же посылай на крыльях весть о своих поступках!
Он дал такое наставление и соблаговолил сказать:
Не тяготись Джочи, моим старшим сыном,
Если привыкнуть к словам, станешь мудрым,
Если привыкнуть к мечу и копью, станешь богатырем.
И такого-то вот и назовут мудрецом!
Будь постоянен в своих мыслях
И не пей виноградного вина!
[13, с. 233–234]
По-видимому, Чингис-хан рассчитывал на Мунгэту, и, возможно, тому была уготовлена значительная роль в покорении запада, с которой впоследствии так блестяще справился Субэдэй… Однако это последнее упоминание в монгольских источниках о Мунгэту, и не исключено, что этот нойон уже в ближайшее время сложил свою голову где-нибудь за Эмбой или у подножия Уральских гор.
Читать дальше