Стивен Рансимен - Падение Константинополя. Гибель Византийской империи под натиском османов

Так из православных только русские извлекли хоть какую-то выгоду от падения Константинополя; и православным прежнего византийского мира, стонущего в рабстве, само сознание, что еще остается могущественный, хоть и далекий православный властелин, приносило утешение и надежду, что он заступится за них и, может статься, когда-нибудь явится их спасти и вернуть им свободу. Султан-победитель даже не замечал, что есть такая страна – Россия. Но в последующие века его преемники уже не смогут подражать ему в этом пренебрежении.

Россия действительно находилась далеко. А у султана Мехмеда были заботы поближе. Завоевание Константинополя неизбежно превратило его государство в одну из мощнейших держав Европы, и теперь ему пришлось участвовать в силовой европейской политике. Он понимал, что все христиане – его враги, и должен был постараться не допустить того, чтобы они сплотились против него.

Эта задача была не так уж трудна. Сам факт, что христианские державы не пришли на помощь Константинополю, показал, что у них нет никакого желания воевать за веру, если только вопрос не затрагивает их непосредственных интересов. Одни только папы и немногочисленные интеллектуалы и романтики в разных странах Запада были до глубины души потрясены при мысли о том, что великий, искони христианский город оказался в руках нехристей. Что касается итальянцев, участвовавших в обороне города, то некоторые из них, как Джустиниани и братья Боккиарди, возможно, руководствовались христианскими чувствами, но правительство их стран исходило из коммерческих расчетов. Это нанесло бы огромный вред их торговле, если бы Константинополем завладели турки, но не менее пагубно было и нанести оскорбление туркам, с которыми итальянцы уже наладили прибыльную торговлю. Западных монархов это не интересовало. Даже король Арагона с его мечтами о левантийской империи не был готов воплотить их в конкретные действия. Вскоре турецкое правительство это полностью осознало. Турция никогда не испытывала недостатка в прекрасных дипломатах. Султану, возможно, еще придется столкнуться с Венгрией и Венецией и, может быть, небольшим альянсом, который соберет Папская курия, но он будет разбираться с ними по одному. Никто не поспешил на помощь Венгрии на роковом поле битвы при Мохаче. Никто не прислал подкреплений рыцарям-иоаннитам на Родосе. Никто не озаботился, когда венецианцы потеряли Кипр. Венеция и Габсбурги, правда, объеди нились для военно-морской кампании, одержавшей триумф при Лепанто, но из этого мало что вышло. Государям-Габсбургам уже приходилось защищать Венецию в одиночку. В Италии или Германии люди могли десятками лет подряд содрогаться при мысли, что турки так близко, но это ничуть не отвлекало их от гражданских войн. А когда христианнейший король Франции, предав великое прошлое его страны, участницы крестовых походов, решил объединиться с султаном неверных в борьбе против императора Священной Римской империи, тогда всем, у кого есть глаза, стало видно, что с духом крестоносцев покончено навсегда.

Западная Европа испытала укол совести, но так и не расшевелилась. Греческие кардиналы Исидор и Виссарион взывали и молили, а папа Пий II, любитель греческой культуры, собирал средства для спасения Востока. Но все, чего им удалось добиться на практике, – это лишь облегчить жизнь несчастным беженцам, спасшимся от турок.

Таковых было не очень много. Беднякам пришлось остаться на Востоке и нести на своих плечах любой крест, который мог выпасть на их долю. Из крупных фигур, сыгравших роль в этой драме, немногие добровольно согласились жить при султане. Многих же там удержало лишь заточение или казнь. Остальные искали пристанища в Италии.

Две старинные императорские династии вскоре практически сошли на нет. Что касается уцелевших братьев императора Константина, то деспот Димитрий на первых порах вошел в милость к султану. Ему выделили апанаж из бывших владений Гаттилузи: город Энос и острова Лемнос и Имврос, а также части Тасоса и Самофракии. Они приносили ему ежегодный доход в шестьсот тысяч серебряных монет – половину острова, половину Имврос. Вдобавок с монетного двора султана ему каждый год присылали тысячу сребреников. Семь лет он тихо жил в Эносе со своей женой Зоей и ее братом Матфеем Асеном, который когда-то был его наместником в Коринфе, а теперь заведовал местной солевой монополией. Димитрий проводил дни в удовольствиях, предаваясь охоте и пиршествам, и немалую долю своего богатства отдавал церкви. В 1467 году у него внезапно отняли апанаж. Если верить истории, которую Сфрандзи считал правдивой, подчиненные Матфея запустили руку в доходы, которые следовали султану соляных промыслов, и Матфею с Димитрием пришлось отвечать. Что сталось с Матфеем, неизвестно. Димитрия же лишили всех доходов и отправили в Дидимотихон доживать свои дни в бедности. Однажды султан, проезжая мимо, заметил его и почувствовал жалость. Димитрию дали ежегодное пособие в пятьдесят тысяч сребреников, которые выделялись из доходов от султанской монополии на зерно. Длилось это недолго. Вскоре Димитрий с женой ушли в монастырь. Он умер монахом в Адрианополе в 1470 году, а она пережила его всего на несколько месяцев. Их единственную дочь Елену, по официальным сведениям, взяли в султанский гарем, но, по-видимому, она осталась непорочна и жила в собственном доме в Адрианополе. Она умерла за несколько лет до ее родителей, завещав патриархии свои драгоценности и платья.