Примерно в конце марта эта армада, к ужасу христиан – греков и итальянцев, поднялась по Дарданеллам в Мраморное море. До того дня они не осознавали всю мощь военно-морского флота султана.
В то время как флот крейсировал по Мраморному морю, турецкая армия собиралась во Фракии. Как и в случае с флотом, султан лично позаботился об ее снаряжении. На протяжении всей зимы оружейники со всех его владений трудились над изготовлением щитов, шлемов, доспехов, дротиков, мечей и стрел, а инженеры сооружали баллисты и тараны. Мобилизация прошла быстро, но тщательно. Каждая провинция выставила свой полк, были призваны все военные, находившиеся в отпусках на своих служебных наделах. Солдаты нерегулярных войск зачислялись тысячами. На своих местах остались только гарнизоны, необходимые для защиты границ и охраны порядка в провинциях, а также те войска, которые Турахан-бей держал в Греции. Величина армии внушала страх. По утверждению греков, в султанском лагере собралось триста или четыреста тысяч человек; да и более трезво оценивавшие их численность венецианцы говорили о ста пятидесяти тысячах. Основываясь на турецких источниках, регулярные войска, судя по всему, насчитывали около восьмидесяти тысяч человек без учета нерегулярных войск – башибузуков, которых могло набраться около двадцати тысяч, и невоеннообязанную обслугу лагеря, которых, по-видимому, было еще несколько тысяч человек. Почетное место занимали янычарские полки. После их реорганизации, проведенной султаном Мурадом II примерно двадцатью годами раньше, их насчитывалось двенадцать тысяч человек, из которых небольшую часть составляли технические специалисты и гражданские служащие, а также псари и сокольничие, которых к ним прибавил сам Мехмед. В то время все янычары происходили из христиан; но их с детства воспитывали так, чтобы они были набожными мусульманами, считали полк своей семьей, а султана – командиром и отцом. Немногие янычары, возможно, еще помнили своих родных и порой проявляли доброту по отношению к ним; но их фанатичная вера не вызывала сомнений, и дисциплину они соблюдали неукоснительно. Когда-то Мехмед не пользовался у них одобрением, но теперь они с радостью приветствовали поход против неверных [29].
Армия и сама повергала в трепет, но еще большую тревогу внушали новехонькие боевые орудия, которыми она была оснащена. Решение Мехмеда напасть на Константинополь весной 1453 года в основном объяснялось недавними триумфами его пушкарей. В Западной Европе пушки применялись уже более ста лет, с тех самых пор, как немецкий монах Шварц [30]сконструировал пушку, ядра в которой приводились в движение порохом. Вскоре стало ясно, насколько полезны пушки в осадной войне, однако опыты немцев при осаде Чивидале в Северной Италии 1321 года и англичан в Кале в 1347 году на тот момент пока не увенчались особым успехом. Пушки были недостаточно мощны, чтобы пробить прочную каменную кладку. В последующие сто лет новое оружие в основном использовалось для того, чтобы разогнать вражеские войска на поле боя или проломить легкие заграждения. Венецианцы пытались применять пушки в морских сражениях с генуэзцами в 1377 году. Но корабли того времени не выдерживали веса тяжелых орудий, и пушечные ядра, вылетая из тогдашних корабельных пушек, редко наносили столь сильные повреждения, чтобы пустить корабль ко дну, хотя и могли причинить ему значительный урон. Султан Мехмед, которому интерес к наукам привил его врач, итальянский еврей Якопо из Гаэты, прекрасно осознавал всю важность артиллерии. Придя к власти, он немедленно приказал пушкарям начать опыты с производством крупных орудий.
Летом 1452 года в Константинополь прибыл венгерский инженер по имени Урбан и предложил императору свои услуги мастера по изготовлению пушек. Константин, однако, не мог платить ему то жалованье, которое он считал подобающим для себя, не мог он предоставить и необходимое сырье. Поэтому Урбан уехал из столицы и обратился к султану. Его сразу же допустили в высокое присутствие и допросили с пристрастием. Урбан заявил, что может отлить такую пушку, которая разнесет стены самого Вавилона, и ему положили жалованье вчетверо больше, чем он запрашивал, и предоставили всю необходимую техническую помощь. За три месяца он соорудил громадную пушку, которую султан установил на стенах своего замка Румелихисар, – она и затопила корабль венецианцев, пытавшийся прорвать блокаду. Затем Мехмед приказал ему изготовить пушку в два раза больше первой. Ее отлили в Адрианополе и закончили в январе. Длину ее ствола оценивали в сорок пядей [31] Около 9 м.
. Толщина бронзы на стволе составляла одну пядь [32] Около 23 см.
, а окружность ствола – четыре пяди в задней части, куда засыпали порох, и двенадцать пядей – в передней половине, куда закладывали ядра [33]. Говорят, что ядра весили двенадцать хандредвейтов [34] Более 600 кг.
. Как только работы были закончены, команда из семисот человек, которым было поручено обслуживать пушку, установила ее на повозку, запряженную пятнадцатью парами волов. Те не без труда дотащили ее до дворца Мехмеда, где предполагалось испытать ее мощь. Жителей Адрианополя предупредили, что они услышат страшный грохот и не должны пугаться. И действительно, когда подпалили фитиль и раздался первый выстрел, эхо разнеслось на расстояние сотни стадий, ядро взлетело в воздух на целую милю и затем ушло в землю на шесть футов в глубину [35]. Мехмед пришел в восторг. Двести человек отрядили выровнять дорогу, которая вела в Константинополь, и укрепить мосты, и в марте пушка, запряженная шестидесятью волами, тронулась в путь, а рядом с ней шагало двести человек, чтобы удерживать ее повозку с пушкой в равновесии. Между тем под руководством Урбана пушкари отливали и другие пушки, хотя уже не такие огромные и не столь знаменитые, как это чудище.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу