Стивен Рансимен - Падение Константинополя. Гибель Византийской империи под натиском османов

12 декабря 1452 года в великом соборе Святой Софии состоялась торжественная литургия в присутствии императора и двора. Папа и отсутствующий патриарх поминались в молитвах, также были зачитаны постановления Флорентийской унии. Кардинал Исидор, торопясь показать, что его соотечественников-греков удалось переубедить, сообщает, что церковь была переполнена народом; отсутствовали только Геннадий и еще восемь монахов. Но другие его сторонники рисуют иную картину. Греки не проявляли энтузиазма; и впредь лишь немногие из них посещали собор, где разрешалось служить только тем священникам, которые приняли унию. Архиепископу Леонарду даже император показался равнодушным и слабым в его усилиях по продвижению унии, а Луку Нотару он и вовсе считал открытым врагом. Если Нотара действительно сказал те слова, которые столь часто приписывают ему, что он предпочел бы тюрбан султана кардинальской шапке, то они, вне всяких сомнений, были вызваны раздражением из-за непреклонной позиции таких латинян, как Леонард, который не желал понимать его усилий по примирению сторон.

После провозглашения унии открытой оппозиции уже не было. Геннадий хранил молчание у себя в келье. Основная часть народа приняла свершившийся факт с угрюмым бездействием, но горожане ходили только в те церкви, чьи священники не замарали себя соглашательством. Даже многие сторонники союза с Римом надеялись, что если город не погибнет, то декрет будет изменен. Если бы после объявления унии с Запада достаточно быстро явились бы корабли и солдаты, то эти практические выгоды могли бы завоевать для нее всеобщую поддержку. Греки, придерживаясь своей доктрины икономии, возможно, решили бы, что сохранение христианской империи возмещает отказ от религиозных принципов. Но так уж получилось, что за помощь с Запада они заплатили ту цену, которую требовали от них, но были обмануты [27] Гилл, на мой взгляд, упрощает вопрос, допуская, что в Константинополе все понимали, что без унии не будет помощи с Запада. Геннадий, увидев европейских солдат, что, несомненно, его встревожило, постарался охладить восторги горожан тем, что постарался напомнить им, что западная помощь означает принятие церковной унии и что этот вопрос нельзя убрать в долгий ящик, ссылаясь на добрую волю и икономию, как, по-видимому, считал Нотара. Гилл справедливо подчеркивает примиряющее влияние Нотары, к которому в высшей степени предвзято относятся Дука (основываясь главным образом на генуэзских источниках; см. приложение 1) и западные писатели, особенно Леонард Хиосский и Пускуло (который называет Нотару ненавистником искусств и внуком рыботорговца – любопытные обвинения против высокородного аристократа, который, хотя и соблюдал строгую умеренность в частной жизни, жил в невероятно красивом дворце). .

Все последние месяцы 1452 года султан вынашивал свои планы. Никто даже среди его министров не знал точно, что он намерен делать. Удовольствуется ли он тем, что его крепость Румелихисар дает ему контроль над Босфором и позволяет полностью блокировать Константинополь, чтобы со временем вынудить город к сдаче? У него были планы возвести новый великолепный дворец в Адрианополе, на островке на реке Марице. Значит ли это, что пока он не думал о переносе правительства в древнюю имперскую столицу? На это надеялся его визирь Халил. Халилу, получал ли он регулярные подарки от греков, в чем его обычно подозревают, или нет, не нравилась идея похода на Константинополь. Осада обойдется дорого; а если провалится, то такое унижение Османской империи приведет к катастрофическим последствиям. Более того, Константинополь в его нынешнем состоянии был политически бессилен и коммерчески выгоден. У Халила были единомышленники и среди других старых министров Мурада. Но ему противостояла энергичная партия во главе с такими вояками, как Заганос-паша и Турахан-паша, за спиной которых стоял евнух Шехабеддин; и именно к ним прислушивался султан.

Сам Мехмед той зимой провел немало бессонных ночей, обдумывая будущую кампанию. Ходили слухи, что по ночам он шагал по улицам Адрианополя, переодетый простым солдатом, и всех, кто узнавал его и отдавал ему честь, убивали не сходя с места. Однажды ночью, примерно во вторую стражу, он вдруг приказал привести к нему Халила. Старый визирь пришел, трепеща, боясь услышать о своей отставке. Чтобы умаслить господина, он захватил с собою блюдо с торопливо собранными золотыми монетами. «Что это, о мой учитель?» – спросил султан. Халил ответил, что, по обычаю, сановники, внезапно вызванные к повелителю, приносят с собою дары. Мехмед оттолкнул блюдо. Этот подарок был ему ни к чему. «Я хочу лишь одного! – вскричал он. – Дай мне Константинополь!» Затем он поведал Халилу, что наконец-то решился. Он атакует город без промедления. Халил, испуганный и подавленный, обещал ему всемерную поддержку.