Юрий Кривошеев - Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII–XIV вв.

После гибели Хвоста, оставшись без весомой опоры, Иван Иванович был вынужден смириться с ситуацией: после поездки в Орду он «решил действовать в соответствии с ордынской политической ориентацией своего предшественника». [1469]При этом, как мы видели, Василий Вельяминов был возвращен из рязанского изгнания. Должность тысяцкого возвратилась в клан Вельяминовых еще без малого на двадцать лет. [1470]

Итак, тысяцкие Вельяминовы — явные сторонники курса на сближение с Ордой. Почему? Видимо, исходя не только из политических [1471], но и своих торгово-экономических интересов, т. е. прямой клановой выгоды. [1472]Такое объяснение, как нам представляется, подтверждают события уже середины-второй половины 70-х годов.

В сентябре 1374 г. «преставися на Москве последнии тысяцькыи Василии Василиевъ сынъ Велиаминовича». [1473]В следующем 1375 г. «съ Москвы о великомъ заговении (5 марта. [1474]— Ю.К .) приехалъ въ Тверь къ великому князю Михаилу Иванъ Василиевич[ь] да Некоматъ на христианьскую напасть [1475]на Федорове неделе послалъ ихъ въ Орду, а после ихъ о средокрестии поехалъ въ Литву и тамо пребывъ въ Литве мало время приехалъ въ Тферь». [1476]Никоновский свод поясняет, что один из бежавших — «Иванъ Васильевъ сынъ тысяцкаго, внукъ Васильевъ, правнукъ Веньаминовъ». [1477]

Конечно, Иван Васильевич Вельяминов ушел в Тверь обиженный и недовольный тем, что не был провозглашен новым тысяцким, т. е. по политическим мотивам. [1478]Но упоминание его компаньона — Некомата — дает нам возможность выдвинуть и другие предположения его ухода из Москвы. [1479]

«Некомат — личность несколько загадочная», — писал Г.М. Прохоров, верно полагая, что «из его прозвища следует, что он был связан с городом Сурожем (Сугдеей, Судаком) — итальянской торговой колонией в Крыму». [1480]Оставляя в стороне этническое происхождение Некомата, [1481]отметим, что «Гости-сурожане» представляли собой на Руси прежде всего верхушку международного купечества. Важное наблюдение приводил В.Е. Сыроечковский, писавший, что «торговые связи Москвы с итальянскими колониями, по всей вероятности, создались в XIV в. и были следствием ее золотоордынских связей». [1482]Отсюда и отмечаемая не без основания рядом ученых и причастность их к дипломатическому делу. [1483]

Возвращаясь к Некомату отметим, что, по Г.М. Прохорову, в условиях наступившего «розмирья» Москвы с «Мамаевой ордой», он «должен был терпеть большие убытки». [1484]Видимо, поэтому он и пустился в бега, уповая на большую покладистость тверского князя. [1485]

Далее события разворачиваются стремительно. «Едва ли не в день прибытия перебежчиков в Тверь, 5 марта, князь Михаил послал их в Орду к Мамаю, а сам "после их о средокрестии (т. е. в середине великого поста, 25 марта) поехал в Литву". Какие-то новости, принесенные Иваном Вельяминовым и Некоматом Сурожанином великому князю Михаилу Александровичу, подействовали на него так, что он тут же связался с татарами и обратился к Литве. Дальнейшие события показывают, что новостью этой было обещание Мамая дать ярлык на великое княжение Владимирское, которым владел тогда Дмитрий Иванович Московский, ему, тверскому князю Михаилу». [1486]

Ряд ученых думают также как и Г.М. Прохоров. Но, судя по скорости принятия и выполнения решений, прибытие беглецов в Тверь для князя Михаила Александровича не было неожиданностью. Скорее всего, их появление здесь и дальнейшие действия были тайно оговорены заранее. Тем более, связанные с повышением статуса тверского князя, что не решается в одночасье. Однако, в данном случае нас интересуют не княжеские дела, [1487]а сам факт отъезда сына московского тысяцкого со своим подельником в Мамаеву орду.

«Потомъ тогды же месяца иуля въ 13 приехалъ Некоматъ изъ Орды съ бесерменьскою лестию съ послом съ Ажихожею во Тферь ко князю къ великому къ Михаилу съ ярлыки на великое княжение и на великую погыбель христианьскую граду Тфери [1488]. И князь великии Михаило, има веру льсти бесерменьскои, ни мало не пождавъ, того дни послалъ на Москву ко князю къ великому Дмитрию Ивановичю, целование крестное сложилъ, а наместники послалъ въ Торжекъ и на Углече поле ратию». [1489]

Новое княжеское столкновение было первым следствием удовлетворения властных амбиций Ивана Васильевича. Впрочем, сам виновник на Русь не возвратился, оставшись в Орде. Об этом свидетельствует Никоновская летопись, правда, обращаясь чуть к более поздним (1378 г.) событиям и называя Ивана Вельяминова тысяцким: «бе бо тогда Иванъ Васильевичь тысяцкий во Орде Мамаеве, и много нечто нестроениа бысть». [1490]Возможно, что «Мамай имел такого знающего консультанта, как Иван Васильевич Вельяминов», — отметил Г.М. Прохоров. [1491]Что же касается «нестроений», то, очевидно, имеются ввиду и загадочные события, произошедшие в 1378 г. [1492]