Ольга Добиаш-Рождественская - Эпоха крестовых походов и ее герои

Каково, прибавим, Ричардово воинство, в котором — хотя бы в качестве чудесных исключений — попадались храбрецы, не чувствовавшие ударов камня, от которых разбился бы надвое каменный столб! «Дни проходили, и случалось много разных вещей. Случилось, что некий рыцарь пристроился к рву, чтобы сделать дело, без которого никто не может обойтись. Когда он присел и придал соответствующее положение своему телу, турок, бывший на аванпостах, которого тот не заметил, отделился и подбежал. Гнусно и нелюбезно было захватывать врасплох рыцаря, в то время как тот был так занят». Турок уже готов был пронзить его копьем, «когда наши закричали: “Бегите, бегите, сэр!..” Рыцарь с трудом поднялся, не кончив своего дела. Взял он два больших камня (слушайте, как Господь мстит за Себя!) и, бросив их, наповал убил турка. Захватив вражеского коня, он привел его в свою палатку, и была о том большая радость».

Есть в распоряжении Амбруаза и более изящные, нежные и строго-печальные воспоминания осады. Одной из важных задач осаждавших было заполнить рвы. Для этой цели со всех сторон сносились камни. «Бароны привозили их на конях и вьючных животных. Женщины находили радость в том, чтобы притаскивать их на себе. Одна из них видела в том особое утешение. На этой работе, когда собралась она свалить тяжесть с шеи, пронзил ее стрелой сарацин. И столпился вокруг нее народ, когда она корчилась в агонии… Муж прибежал ее искать, но она просила бывших тут людей, рыцарей и дам, чтобы ее тело употребили для заполнения рва. Туда и отнесли ее, когда она отдала Богу душу. Вот женщина, о которой всякий должен хранить воспоминание!»

Но еще живее и ярче среди этой многокрасочной картины, среди грозной воинственной драмы фигура главного актера — «доблестного, великодушного, верного Ричарда», льва пустыни, орла высот и вихрей, меча христианской Сирии. Едва ли не резвым мальчиком изображает его Амбруаз на Кипре. Ричард гонится за императором, который жестоко раздразнил его своим вышеупомянутым «поносным» ответом: «Еще чего захотели, сир!» Он загнал своего коня «и по пути схватил коня или кобылу, я уже не знаю, что это было; у нее позади седла болтался мешок, и поводья были веревочные.

В одну минуту был он в седле и крикнул подлому и коварному императору: “Ну-ка, император, поди сюда, скрести копье со мною!” Но тот уклонился. К утру греки успели собрать большие силы, и император, поднявшись на гору, смотрел, как его люди осыпали стрелами войско Ричарда, которое не двигалось с места. К королю подошел вооруженный клирик Гуго де Ла-Мар, который сказал ему тихо: “Сир, уходите: их силы огромны”. — “Сир клирик, — возразил ему король, — во имя Господа и его матери занимайтесь вашим Писанием и не путайтесь в схватку. Рыцарские дела предоставьте нам”. В самом деле около Ричарда было не больше сорока или пятидесяти рыцарей. Но великий король бросился на врага быстрее, чем падающая молния, решительнее, чем ястреб, кидающийся на жаворонка… Он привел в полное смятение греков, и, когда явились его люди в достаточном числе, они обратили их в полное бегство».

То же неукротимое мужество демонстрирует Ричард в схватках с сарацинами в Палестине. Вот он «на своем кипрском Фовеле, лучшем коне, какого только видели на свете, совершает такие подвиги, что смотреть удивительно». Вот он в сражении у Арсуфа, где турки «стеной напирают на крестоносцев». Более двадцати тысяч ударили по отряду госпитальеров. Великий магистр ордена, брат Гарнье де Наплуз, скачет галопом к королю: «Государь, нас одолевают. Мы теряем всех коней!» Король отвечает ему: «Терпение, магистр! Нельзя быть разом повсюду». Но вот войско собралось для атаки, «и, когда увидел это король, не дожидаясь больше, он дал шпоры коню и кинулся с какой мог быстротой поддержать первые ряды. Летя скорее стрелы, он напал справа на массу врагов с такой силой, что они были совершенно сбиты, и наши всадники выбросили их из седла… точно сжатые колосья. Храбрый король преследовал их, и вокруг него, спереди и сзади, открывался широкий путь, устланный мертвыми сарацинами». Амбруаз с удовлетворением отмечает здесь выдержку Ричарда до нужного момента. Но король счастливее всего, когда может лично вмешаться в схватку, пережить «упоение в бою».

Неизменное стремление к непосредственному участию в сече, желание личного подвига заставляет Ричарда пренебрегать обязанностями полководца. И если в тех десятках стычек, в которые он ввязывался впереди своего войска, он не погиб, а возвращался невредимым, хотя и «колючим, точно еж, от стрел, уткнувшихся в его панцирь» (так вспоминали о нем в Сирии еще полвека спустя, когда эти сказания собирал Жуанвиль [40] Жан Жуанвиль (1223–1317) — французский средневековый историк, биограф Людовика IX Святого, выходец из знатной шампанской семьи. ), то этим он обязан панике, которую наводил одним своим видом, но также и, по определению Амбруаза, чуду. В тревожные ночи, когда угрожало нападение врага, он спал «в палатке за рвами, чтобы тотчас поднять войско, когда будет нужно, и, привычный к внезапной тревоге, вскакивал первым, хватал оружие, колол неприятеля и совершал молодечества». В стычке при замке Казаль-де-Плен Ричард быстро рассеял сарацинский отряд — точнее, сами турки, завидев его, разбежались в стороны. Тогда король дал шпоры своему коню, помчался впереди всех и нагнал сарацин — когда рыцари догнали его, он уже убил под сарацинами нескольких коней. Амбруаз особенно любит Ричарда в минуты великодушных порывов, когда этот совершенный в его глазах, «не знающий страха» витязь, презрев опасности, кидается на выручку своих. Вот турки напали на крестоносцев, когда те заняты работой у стен Казаль-Мойена. «Битва была в самом разгаре, когда прибыл король Ричард. Он увидел, что наши вплотную окружены язычниками. “Государь, — говорили ему окружающие, — вы рискуете великой бедой. Вам не удастся выручить наших людей. Лучше пусть они погибнут одни, чем вам погибнуть вместе с ними. Вернитесь!.. Христианству конец, если с вами случится несчастье”. Король изменился в лице и сказал: “Я их послал туда. Я просил их пойти. Если они умрут без меня, пусть никогда не называют меня королем”. И дал он шпоры лошади, и отпустил ее узду…» Битва была выиграна этим рискованным поступком. «Турки бежали, как стадо скота… Так прошел этот день».