Оскар Шервин - Шеридан

Женщины играли видную роль не только в сфере искусства и литературы, но также и в сфере филантропии и политики. Французская революция возвестила эру женщины, эру женского взгляда на вещи, так что «Права женщины», вышедшие из-под пера Мэри Уоллстонкрафт Годвин, стали в один ряд с «Правами человека» Томаса Пейна.

Каков бы ни был этот век, но, начавшись с Болингброка, он перед своим завершением подарил миру Шелли. Тем не менее георгианская эпоха представляла собой карнавал необузданной плоти, среди главных участников которого мы видим Шеридана и его друзей.

Первым в нашей галерее идет его преподобие Томас Шеридан, доктор богословия и друг Джонатана Свифта. Каламбурист, шутник, скрипач и балагур, человек безнадежно непредусмотрительный и начисто лишенный такта, охотник, лингвист и любитель розыгрышей, переводчик классиков, насквозь пропитанный книжной премудростью, но совершенно не знающий людей, он положил начало литературной традиции Шериданов.

Сей учитель из Драмлейна являл собой фигуру совершенно в духе Рабле, хотя при этом он прежде всего был большим любителем научных знаний и, по словам Свифта, «несомненно лучшим наставником юношества в наших краях, а может быть, и во всей Европе, а также непревзойденным знатоком греческого и латыни». Все тот же Свифт называл его «человеком здравомысленным, скромным и добродетельным, обладающим лишь одним большим недостатком — женой с четырьмя детьми», недостатком, имеющим себе одно-единственное оправдание: школьному учителю положено быть женатым.

Ветеран Свифт был многим обязан человеку, который освежал его познания в области древних языков и литературы, дружески утешал его, когда на него находили приступы черной меланхолии, и напоминал ему — опрометчиво согласившись делать это — о его скупости, что дало язвительным насмешникам повод утверждать, будто Шеридан играет при Свифте ту же роль, которую играл Жиль Блаз при архиепископе Гранадском. Бродягой вроде Жиля Блаза он и был, любителем побездельничать и приложиться к бутылочке, у которого никогда не было настоящего дома.

Шеридан скитался из школы в школу, из прихода в приход, вечная жертва своих собственных причуд и «коварства» друзей, переманивающих у него учеников (многих из которых он учил бесплатно) и злоупотребляющих его гостеприимством. Однажды его назначили было на должность священника при вице-короле Ирландии, но тут же и отрешили от этой должности, притом не без причины. Удостоившись чести произнести в Корке проповедь по случаю празднования годовщины со дня восшествия на престол Брауншвейгской династии (1 августа), он избрал в качестве темы своей проповеди библейский текст: «...довольно для каждого дня своей заботы» [12] Евангелие от Матфея, гл. 6, ст. 34. , после чего ему пришлось поставить крест на своей карьере священника. Свифт мягко упрекал его: «Вы явно не наделены таким талантом, как избыток такта, иначе вы остереглись бы этого текста, как мореплаватель — скалы», ибо, повторяя слова Дон Кихота, обращенные к Санчо, «с какой стати было говорить о веревке в семье повешенного?».

Томас Шеридан лишился кормушки, и для него навсегда закрылись все пути к повышению. Но невзгоды не повергли его в уныние. Он оставался все тем же каламбуристом, шутником, скрипачом и балагуром. Ребусы, анаграммы и мадригалы сыпались из него, как из рога изобилия. Его перо и смычок не знали покоя. Вступая в жизнь, он зарабатывал 1200 фунтов стерлингов в год; закончив свой жизненный путь, он оставил после себя больше детей, чем банкнот.

Сущей погибелью оказалась для Шеридана родня. Его жена, уроженка Ольстера Элизабет Макфэдден, сварливая фурия, которую супруг ласково именовал «Понси», а Свифт называл «Ксантиппой, самой большой стервой в Европе», «грязнейшей из нерях, ленивой, нерадивой, расточительной, злобной, завистливой и подозрительной бабой», поселила в доме мужа целую ораву бедных родственников во главе со своей матерью; ненасытные родственники вскоре проели все ее приданое, дававшее 500 фунтов в год, проели и еще столько же. Понси экономила на содержании учеников мужа и расточала его состояние. Собственные дальние родственники довершали разорение Шеридана, который как-то раз признался Свифту, что его полностью «обесшериданили». Но он по-прежнему со смехом гнал от себя заботы, сочиняя мадригалы, или же топил эти заботы в круговой чаше.