Зигфрид Фишер-Фабиан: Александр Великий. Мечта о братстве народов

Александр III (так его теперь звали) сказал в своей тронной речи, что «другим будет только имя царя, но власть македонян, порядок вещей, надежда на завоевания останутся неизменными». Неизменной осталась и обязанность граждан нести службу в армии, однако он освободил служивших от пошлин и налогов.

В то время как шло войсковое собрание, для его отца в роще сооружался погребальный костер и началось строительство гробницы. На другой день над телом Филиппа взметнулось пламя. С ним были сожжены и два его любимых коня. Обугленные кости вымыли в смешанном с тимьяном вине, обернули в пурпур и положили в окованный золотом ларец. Так отправились к богам и оба героя «Илиады» — Патрокл и Гектор. Безграничное восхищение Александра эпосом Гомера, принимавшее иногда форму навязчивой идеи, проявилось даже в обряде погребения. Не случайно Ахилла причисляли к его предкам.

Пара поножей, металлические латы, золотой колчан, серебряная с позолотой диадема и мечи были положены в могилу. Эти доспехи и оружие, исчезавшие вместе с мертвым под высоким холмом, больше никогда не увидят дневного света. Во всяком случае, считалось, что гробница Филиппа II безвозвратно утрачена. Только спустя два с половиной тысячелетия об археологической сенсации, подобной сенсации Шлимана в Трое, заговорили заголовки мировой прессы: «Обнаружено место погребения царя Македонии!»

Едва закончилась траурная церемония, как новый царь выбрал из своих приближенных лучших гетайров [4] Гетайры — македонские землевладельцы, конное ополчение знати, служившее в армии Александра ( прим. ред .). и дал им особое поручение: они должны были преследовать по всей стране тех, кто сейчас или в будущем по праву и без права мог претендовать на трон. Эта, выражаясь современным языком, «команда киллеров» — ведь ни о чем другом речи быть не могло — появилась в доме Аминты и, не раздумывая, убила его. Когда-то Филипп правил вместо несовершеннолетнего племянника, будучи регентом, но не вернул трон, когда юноша достиг совершеннолетия. Каран, сводный брат Александра, сын Филиппа от предыдущего брака, был уничтожен следующим. Двоих братьев из близкого к царскому рода Линкестидов закололи кинжалами, потому что, как гласил смертный приговор, они участвовали в убийстве Филиппа. (Третий брат вовремя присягнул на верность новому царю.) В ходе дворцовой чистки заодно покончили и с братом Клеопатры.

Остался только Аттал, тот самый полководец, который на свадьбе Клеопатры произнес роковые слова о «крови предков». Он казался Александру самым опасным противником — и самым недосягаемым. Окруженный воинами, которые оставались ему верны, он находился в одном из гарнизонов Малой Азии. Но почему же Аттал представлял собой реальную угрозу? Не он ли переслал царскому двору в Пелле письмо Демосфена, в котором афинянин призывал его к совместной борьбе против Александра? Разве это было недостаточным доказательством его преданности?

Юный царь не верил ему. Понимая, что Аттал никогда не забудет убийства Клеопатры и ее дочери, он послал свой тысячный отряд на Геллеспонт, где управлял городом-государством греческий союзник. С его помощью македоняне переправились в Малую Азию и учинили резню, жертвой которой стали все родственники Аттала.

Оставался последний возможный претендент — Арридей, которого Филипп произвел на свет с фессалийской гетерой. Он не мог похвастаться знатным происхождением и, кроме того, был душевнобольным. Такого можно было пощадить с чистой совестью. Сыновья Аминты в последнюю минуту бежали в Олинф. Когда позднее Александр завоевал этот греческий город, их схватили и забили камнями.

И это Александр, которого мы знаем по школьным учебникам? Благородный, одухотворенный ученик Аристотеля, любимец художников, преданный ценитель философии, рыцарь по отношению к женщинам… Тот, о котором говорят, что «его жизнь была самой прекрасной историей» и «самой прекрасной поэмой человечества»… И он же, едва взойдя на трон, истребляет целые династии, навлекает несчастья на вдов и сирот убитых, преследует свою цель с невообразимой жестокостью. Этот вопрос остается без ответа, потому что события истории нужно рассматривать через призму того времени, когда они совершались, а не опираться на принципы, приобретенные человечеством в течение долгих веков мучительной борьбы и самопознания.

«Во всяком случае, мы должны остерегаться, — полагает Джозеф Грегор, изучавший деяния Александра и его эпоху, — подходить к македонскому царскому двору с этическими и культурными мерками, характерными для современного уровня развития общественной жизни: здесь царил разгул примитивных страстей. Кровавая бойня, которую он развязал сразу же после восхождения на престол, показывает, что он непосредственно опирался на древнейшие македонские традиции смены власти и трона. Другой вопрос, была ли подобная резня обязательным условием становления и самоутверждения великой личности, как это некоторыми утверждалось…»