Игорь Волгин - Ничей современник. Четыре круга Достоевского

Даже отсутствие чувства юмора (черта, редко прощаемая Достоевским его героям) не лишает образ Егора Ильича глубокого обаяния. Впрочем, полковник не понимает главным образом тонкой «литературной» шутки. Заметим попутно, что его комментарии «Осады Памбы» совершенно однотипны с примечаниями полкового командира к «Военным афоризмам» Фаддея Козьмича Пруткова (см.: Сочинения Козьмы Пруткова. М., 1976. С. 91–103). Но поскольку «Военные афоризмы» создавались позднее «Села Степанчикова» (а опубликованы были лишь в 1922 г.), позволительно поставить вопрос о возможном («обратном») влиянии на них текстов Достоевского.

Знаменательно, что из всех обитателей Степанчикова явный отпор Фоме дают лишь Сашенька и Гаврила – ребёнок и слуга. Не исключено, что имя последнего ассоциативно связано с известным стихотворением Дениса Давыдова («А глядишь: наш Мирабо старого Гаврило за измятое жабо хлещет в ус да в рыло»). Думается также, что не случайно упоминание Гаврилой имени Пугачёва: он вспоминает о нём (хотя и в отрицательном плане) в тот момент, когда издевательства Фомы достигают предела.

Не случайно Фома так рьяно оберегает свою культурную монополию и так болезненно реагирует на малейшую возможность соперничества (появление Сергея Александровича, приезд Коровкина и т. д.). Интересно сравнить эту психологическую ситуацию с той, какая изображена В. Шукшиным в его рассказе «Срезал»: деревенский демагог Глеб Капустин озабочен тем, чтобы дискредитировать в глазах мужиков приехавших из города «кандидатов» и тем самым поддержать свою репутацию эрудита и всезнайки. (В этой связи см. также с. 620 настоящего издания.)

Выражение записано Достоевским (под № 251) в «Сибирской тетради», которую он вёл на каторге. Ср.: «Потерял Мартын отцов алтын» (Пословицы русского народа. Сборник В. Даля: В 2 т. Т. 1. М., 1984. С. 83).

Кроме известных ассоциаций, связанных с именем Фомы (Фома Кемпийский и др.), не следует ли указать и на эту, не учтённую в литературе о «Селе Степанчикове» пословицу? Один из ее вариантов: «На безлюдье и сидни в честь» (см.: Пословицы русского народа. Т. 1).

Подобное название носит одна из нынешних музыкальных групп, что, кстати, может свидетельствовать и о некотором влиянии Достоевского на современную массовую культуру.

См.: Тынянов Ю. Н . Достоевский и Гоголь: К теории пародии. Пг.: Опояз, 1921.

См.: Ф. М. Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1935. С. 525.

Цит. по кн.: Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 215.

Интересно мнение академика В. В. Виноградова: речи Фомы Опискина «не осуществляли чистых эффектов стилистической (в собственном смысле) пародии; они могли служить лишь средством проектировать на тип Фомы, как на экран, тень той или иной литературной физиономии» ( Виноградов В. В . Избранные труды. Поэтика русской литературы. М., 1976. С. 240).

См.: Михайловский Н. К . Литературно-критические статьи. М., 1957. С. 207–208 и др.

Достоевский Ф. М. ПСС. Т. 28 2. С. 75.

Там же. С. 75.

Достоевский Ф. М. ПСС. Т. 20. С. 172, 175. Мы приводим лишь небольшой отрывок из этого весьма значительного по объёму и чрезвычайно важного по смыслу текста.

На сходство характера «подпольного героя» с Фомой Фомичом Опискиным, в котором этот характер представлен «исключительно с комической стороны», впервые – мельком – указал В. В. Розанов (см.: Розанов В. В. Легенда о великом инквизиторе. СПб., 1906. С. 31, сноска). В противовес этому мнению выдвигалось возражение, что в «Фоме нет никакого “подполья” (или даже “двойничества”); он весь нараспашку, предельно ясен, откровенен, монолитен и по-своему (не по-подпольному) велик, чудовищен, сложен» ( Туниманов В. А . Творчество Достоевского. С. 63). Это действительно так; однако глубинные побудительные мотивы жизнеповедения обоих антигероев (стремление к господству любой ценой, претензия – у «подпольного» выражающаяся главным образом в мечтах, у Фомы же – «на практике» – быть благодетелем человечества и т. д.) – эти мотивы во многом сходны. Более того, даже в таком, казалось бы, весьма удалённом от мира «Записок из подполья» персонаже, как Ставрогин, можно обнаружить черты «подпольного» героя (правда, отчасти подчинившего себе людей и обстоятельства и обладающего недосягаемым для настоящего «подпольного» демоническим обаянием). Характерно, что Ставрогин позволяет себе то, о чём «подпольный» может только мечтать: провести через всю комнату кого-то за нос (герой «Записок» воображает – за ухо), выдержать – без отмщения – пощёчину и отыскать в этом наслаждение и т. д., и т. п. (Заметим также, что в своей повести «Коллекционер» (1963) английский писатель Дж. Фаулз материализует метафору подполья : его ущербный герой насильно удерживает захваченную им девушку в подвале , что в конце концов приводит к её смерти.)