Пол Картледж - Спартанцы - Герои, изменившие ход истории. Фермопилы - Битва, изменившая ход истории

Внешняя политика под руководством Агесилая также оказалась непродуктивной. Через десятилетие после окончания Афинской войны Спарта обнаружила, что воюет не только с Персией, но и с коалицией главных материковых государств Греции, включая двух соратников по бывшему Пелопоннесскому союзу — Коринф и федерацию Беотия, которые выступили в альянсе с Аргосом, самым старым пелопоннесским врагом Спарты, а также вместе с ожившими в какой-то мере Афинами. Более того, имперские притязания Спарты были отодвинуты благодаря такому идеологическому манифесту, как содействие Афин освобождению от Персии и местное демократическое самоуправление. Спарта могла предложить только грубую силу в поддержку меньшинства обеспеченных граждан в зависимых государствах против всех простых людей. Плутарх очень удачно говорит об этом, когда сравнивает подлинные условия Спартанской империи, несмотря на ее цели по освобождению зависимых государств от Афин, с добавлением уксуса в сладкое вино.

В конечном итоге сами спартанцы поспособствовали моделированию своей судьбы посредством федерального государства Беотия во главе с Фивами под вдохновляющим руководством Эпаминонда (философа, а также блестящего полководца) и Пелопида. Уже через несколько лет Спарта испытала свое первое, самое серьезное поражении в решающем сражении гоплитов при Левктрах в 371 г. и первое сухопутное вторжение вражеского войска на свою территорию зимой 370/69 г. Приблизительно через три столетия после порабощения илоты Мессении благодаря Эпаминонду были наконец освобождены и вновь обрели свой собственный полис, т. е. город Мессену, мощные укрепления которого до сих пор поражают воображение.

Спарта так никогда полностью и не оправилась после освобождения мессенских илотов, хотя спартанцы и цеплялись за илотов Лаконии как за свою сильно сократившуюся экономическую базу еще целых полтора столетия. Оказалось, что без мессенцев они полностью сохранили традицию, но более чем наполовину утратили ее логическое обоснование. Агесилай, активный до конца своей очень длинной жизни, сам себя нанял в качестве командира наемников, чтобы увеличить резервы и вновь наполнить городские сундуки, которые, однако, никогда не были очень большими. Он умер в Северной Африке в возрасте 84 лет, и его набальзамированное тело привезли назад в Спарту для совершения исключительных похорон, что было наследственным правом и ритуалом спартанских царей. Но после 360 г. этот ритуал стал бессодержательным.

Тем не менее, хотя Спарта уже никогда не вернула свое прошлое территориальное могущество, миф и легенды о ней сильно разрослись. Последняя глава книги обрисовывает некоторые наиболее важные и интересные, главные и второстепенные моменты спартанского миража, особое внимание уделяется месту и роли Леонида. Например, Первосвященник Иерусалима в самом начале третьего века до н. э. нашел политически целесообразным заявить о родственных связях со Спартой, восходящих не менее чем к Моисею. На римлян Спарта произвела столь же глубокое впечатление, так как они видели в ней многие достоинства и ценности, которыми сами дорожили, и они также изобрели фальшивую родственную связь между этими двумя никак не состоящими в родстве народами.

Сами спартанцы обеспечили ощутимое преимущество для туристов эллинского и римского периода, посещавших Спарту, которая стала чем-то вроде тематического парка или музея прошлого, в значительной степени воображаемого. Например, в III в. н. э. спартанцы построили полукруглый амфитеатр с традиционным святилищем Артемиды Орфии — когда-то неотъемлемой частью системы Агогэ, чтобы предоставить садо-туристам лучший обзор имитации античного ритуала телесного наказания diamastigôsis , во время которого спартанские молодые люди подвергались порке перед алтарем Артемиды, предпочтительно до смерти, или, по крайней мере, до состояния полного кровопролития.

Как бы то ни было, но это могущество пало. Однако, быть может, не так уж странно, что грекофилы, желавшие освобождения Греции от Оттоманской империи, или основатели британской системы закрытых школ для мальчиков в XIX в. увидели в классической Спарте некоторые положительные стороны, достойные подражания и постепенного введения. Прилагательные «спартанский» и «лаконичный» вошли в основной лексический запас английского языка в честь Спарты, к тому времени несколько запятнанной. Как бы то ни было, две великие империи — Римская и Британская — в действительности многим обязаны Спарте, во всяком случае, гораздо большим, чем мы, культурные наследники Спарты на Западе, готовы это признать в настоящее время, и, по крайней мере, обязаны мы ей не меньшим, чем непосредственно афинянам. Если сформулировать это «лаконично», то Спарта жива и поныне.