Михаил Бойцов - Зодчие, конунги, понтифики в средневековой Европе

Существенно, что список данников завершают Б-ц-ра — печенеги, которые действительно кочевали в степи до границы венгров, каковых и следует понимать под этниконом « Х-г-риим ». В X столетии ни печенеги, ни тем более венгры не могли быть данниками хазар, как это должно следовать из письма Иосифа. На какую-то власть над ними каганат еще мог претендовать, по данным Константина Багрянородного [182], даже в середине X в.

Еще сложнее дело обстоит с конкретным историко-археологическим приурочением тех или иных «реалий» письменных текстов к историческим локусам. Наибольшую полемику в литературе вызвала локализация города Вантит: этот город ( мадина ) из арабских источников, упоминаемый в разных огласовках (Ва. ит, Вабнит) на окраине славянских земель, вызывает ассоциации с В-н-н-тит из письма Иосифа. Хотя хазарский царь имеет в виду народ данников, а арабские авторы — город, контекст упоминания этих «реалий» практически идентичен: Вантит — город в крайних пределах славян где-то у границ печенегов и (или) венгров, отсюда разброс в локализации города между востоком и юго-западом восточнославянского ареала — между вятичами и древнерусским городом Витичевом на Днепре (по версии Д. Е. Мишина [183]). Письмо Иосифа помещает народ В-н-н-тит рядом с народами Поволжья; еще Б. А. Рыбаков [184], опираясь на поздние данные ал-Идриси (XII в.), предположил, что Вантит расположен на пути из Киева в Болгар. Рыбакова впечатлил комплекс роменско-боршевских памятников на правом берегу р. Воронеж к северу от города, прежде всего — городище «Михайловский кордон» (9 га), и воронежские исследователи обозначили этот комплекс именем «Вантит» [185], подчеркивая условность наименования и необходимость создания охранной зоны и комплексного исследования памятников. Без систематического исследования невозможно представить себе историческое место этого действительно уникального комплекса, в том числе и в отношении проблемы даннической зависимости от Хазарии: свою важность «кордон» сохранял на пути из бассейна Оки на Дон в Средние века [186]. Еще в XIX столетии краеведы обратили внимание на название одного из городищ — «Козарское», что вызывало ассоциации с летописным обозначением хазар (козаре) и хазарским присутствием в регионе [187]. Материалы раскопок немногочисленны: на I Белогорском городище обнаружена типично славянская «боршевская» керамика вместе с керамикой «смешанного славяно-салтовского облика» и собственно салтовская посуда; есть она и на городище «Михайловский кордон» [188]. Бассейн Дона испытывал влияние кочевой степи со скифо-сарматской эпохи; характерно открытие юртообразного жилища на одном из поселений Верхнего Дона гуннского времени [189]. А. З. Винников рассматривает славяно-хазарские отношения на Дону в широком контексте этнокультурного взаимодействия славянской и салтово-маяцкой культуры, включая проблему керамического производства, взаимовлияния в сфере домостроительства, торговли, и отмечает, что сходные проблемы археологические источники позволяют ставить и в отношении Среднеднепровского региона [190]. Действительно, на воронежских памятниках встречается волынцевская керамика, характерная для той среднеднепровской культуры, которая развивалась в VIII — начале IX вв. под непосредственным воздействием салтово-маяцкой [191]. Давно отмечена близость боршевской и роменской культур (отсюда принятое в советской литературе наименование «роменско-боршевская культура»), равно как и близость роменской и волынцевской; близки были и судьбы славян в пограничье Хазарского каганата, хотя воздействие «салтовцев» на эти судьбы различалось.

Воронежские археологи показали, что проникновение носителей салтово-маяцкой культуры в славянские поселения бассейна р. Воронеж относится к первой половине X в. и связано с печенежской угрозой донским регионам Хазарии, в том числе Маяцкому городищу, но традиционные связи славянского и хазарского ареалов, в том числе в распределении восточного серебра, напоминают о хазарской дани из летописного рассказа. Еще А. Л. Монгайт обратил внимание на значение салтовской «могилы всадника» (с палашом) у с. Арцыбашево на Верхнем Дону: она отражала власть степняков в этом районе лесостепи, как и схожие комплексы в Среднем Поднепровье [192]. Две могилы воинов (без конского снаряжения, но со слабоизогнутыми саблями) обнаружены и на Маяцком селище (в некрополе известен и всаднический комплекс [193]); погребение было парным — в той же камере была похоронена женщина с многочисленным инвентарем, включающим шумящую подвеску в виде коня, характерную для финского населения Оки (там сталкивались интересы не только славянских — вятичи — и финских племен, но и варягов и хазар). Типичным для этих воинских погребений оружием был палаш или сабля — рубящее оружие всадников, заточенное с одной стороны. Об этом оружии знали во времена составления ПВЛ — напомню, что, по летописной легенде, хазары добились дани со славян оружием, заточенным с одной стороны, славяне же имели обоюдоострые мечи. В целом археологическая характеристика славянских культур Среднего Поднепровья, а также верховьев Дона и Оки соответствует данным письменных источников — русской летописи и письма Иосифа о даннических отношениях между славянами и Хазарией (см. обзор литературы [194]). Культуры славянских данников Хазарии как в Среднем Поднепровье, так и в бассейнах Верхнего Дона и Оки оказываются связанными едиными этнокультурными импульсами, как внутренними, так и внешними (салтовскими, т. е. хазарскими); на севере развитие культур варяжских данников также было взаимосвязанным: словене (культура сопок) и кривичи (культура длинных курганов) расселялись с ориентацией на разные ландшафтные зоны, связанные с племенными традициями землепользования [195].