Олаф Брок - Диктатура пролетариата

В вагоне путешествуют приятные попутчики, с которыми можно поговорить; или же можно спокойно читать, улегшись на удобной лавке, не мучаясь ни от жары, ни от холода. Так что однообразная дорога через густые леса и широкие пустоши проходит достаточно быстро и приятно. К вечеру пейзаж раскрывает большее многообразие. На смену лесам приходят болота и луга, а также пашни. Впереди виднеются кресты церквей и маленькие купола. Мы въезжаем в Вологду.

За эту долгую поездку через бескрайние равнины не обнаружилось никакой пограничной черты, которая бы бросилась в глаза как четкое различие в физиогномике страны, условиях и укладе жизни и таким образом в самом народе. И все-таки мы попали в какой-то степени в другую страну. Всего за одни сутки поезд привез нас из Москвы, центра сельскохозяйственной и промышленной средней полосы, к берегам Двины, в края, чьи исконные транспортные пути столетиями вели к северорусским морям и Ледовитому океану, пока современное железнодорожное сообщение не внесло свои изменения.

Но не менее важно подчеркнуть, что существует еще одно, историческое и потому более глубокое различие между той Россией, которую мы только что покинули, и той, что раскинулась перед нами. Пусть мы и не пересекли какую-то заметную природную границу, но сквозь широкие леса мы постепенно забрались так далеко на север, что здесь земледелие само по себе не может быть единственным источником пропитания. Конечно, в некоторых северных областях оно остается главной хозяйственной отраслью. В наши дни особенно большую роль играет скотоводство, а для домашнего хозяйства разведение животных было необходимым с давних времен. Но в этих краях до последних дней охота, а в особенности рыболовство, остаются особенно значимыми для народного хозяйства, еще большую важность они имели в прошлом, особенно для уплаты налогов и торговли.

Скудно развитое земледелие и отдаленное расположение от центра старой Руси привело к тому, что крестьяне русского Севера не находились в пожизненной крепостной зависимости от помещиков, в отличие от их собратьев, живущих в более южных губерниях. Когда цари во время своей неустанной борьбы с посягательствами иностранных захватчиков были вынуждены обезопасить государство путем создания территориальных войск [94] Имеется в виду опричнина, возникшая при Иване Грозном (1547–1584). , страна естественным образом разделилась на две основные части. В плодородной, близкой к центру и более уязвимой южной части, сегодняшней Средней России, царское войско, «рыцари», как мы можем его называть, стало занимать нижнюю ступень дворянского сословия, сформировав ядро будущих помещиков и получив во владение угодья с отбывающими на них барщину крестьянами.

На самом деле эти крестьяне состояли на службе и были обязаны исключительно перед государством. Но, как это часто бывает, государство утратило контроль над ситуацией. Монархи со временем перестали нуждаться в услугах войска, и срок службы дружинников истек, но при этом они не только сохранили, но и преумножили свои привилегии и владения, пока в 1861 году власти не решились на такой шаг, как освободить крестьян из личного рабства. А вот далекие от центра и менее богатые северные земли сумели избежать, таким образом, тягот крепостничества. Зато их нещадно эксплуатировали для пополнения казны налогами. Север стал «мошной Московского княжества», по выражению одного историка. Северные крестьяне получили статус государственных, а не помещичьих. Это не избавило их в свое время от господского кнута, кроме того, они были вынуждены выживать по отдельности, в отличие от более организованного южного крестьянства, с его общей налоговой ответственностью и круговой порукой. Но эти трудности не сильно сказались на северных крестьянах: вплоть до реформы 1861 года они обладали свободой совсем иного толка, чем их южные собратья. И это не могло не оставить отпечаток на их укладе.

Жизнь вблизи крупных рек и морей и рыбный промысел, заставляющий народ бороздить водные дали в маленьких лодочках, должно быть, также поспособствовали большей подвижности северных крестьян, дав им большую свободу, отличающую их от жителей южных областей, давным-давно осевших на одном месте и пользующихся дарами земли. Северяне поддерживали оживленные контакты между собой, и – при всей их самобытности и отдаленности от Запада – они имели больше культурных соприкосновений с Европой, чем население южных регионов. Во всяком случае, в образе жизни населения отдельных областей очень явно проступают некоторые черты, очевидно заимствованные из Финляндии, куда они, в свою очередь, пришли из Скандинавии. Назову конкретную, бросающуюся в глаза деталь: северорусские крестьяне некоторых областей привыкли пить кофе, в то время как русские в целом предпочитают чай, а большинство крестьян едва ли вообще знают, что есть напиток с таким названием.