Александр Сидоров - В ожидании Апокалипсиса. Франкское общество в эпоху Каролингов, VIII–X века

Круг учебных текстов был более или менее ограничен Именно поэтому во многих сочинениях каролингской эпохи, созданных в разное время и в разных местах, могли встречаться одни и те же цитаты из древних авторов. А сам факт наличия прямого или скрытого цитирования вовсе не означал, что каролингские авторы были знакомы с первоисточниками.

Основная масса священнослужителей, равно клириков и монахов, особенно на периферии, ограничивалась лишь начальным образованием. Однако в монастырях центральной части Каролингской державы, там, где культурная жизнь была значительно более интенсивной, образование находилось на достаточно высоком уровне.

Конечной целью обучения было комплексное понимание Библии. Для этого, помимо свободных искусств (т. е. академического знания в строгом смысле слова), требовалось овладеть навыками экзегетики и научиться правильно интерпретировать священный текст. В последнем каролингские эрудиты различали четыре смысловых уровня: фактический или исторический ( littera , historia ), аллегорический ( allegoria ), моральный ( moralis ) и тайный ( anagoge ). Собственно, эту способность к сложной интерпретации текста современники считали главным признаком «высшего» образования в каролингскую эпоху. Путь к обретению «священного знания» ( sacra eruditio ) лежал через комментированное чтение Писания. Это была долгая и медленная работа, требовавшая внутренней сосредоточенности и большого интеллектуального напряжения, а еще способности к медитации.

Чтобы сформировать соответствующую культуру мышления, требовались специальные занятия, которые начинались еще на ранних этапах обучения. Например, такие, которые проводил Алкуин с принцем Пипином, одним из сыновей Карла Великого. Фрагменты их «Словопрения» сохранились до наших дней. Сначала магистр учит своего ученика задавать вопросы:

Пипин: «Что такое буква?» — Алкуин: «Страж истории».

Пипин: «Что такое слово?» — Алкуин: «Изменник души»..

Пипин: «Что такое смерть?» — Алкуин: «Неизбежный исход, неизвестный путь, живущих рыдание, завещаний исполнение, хищник человеков».

Пипин: «Что такое человек?» — Алкуин: «Раб смерти, мимоидущий путник, гость в своем доме…»

Пипин: «Что такое вера?» — Алкуин: «Уверенность в том, чего не понимаешь и что считаешь чудесным».

Пипин: «Что такое чудесное?» — Алкуин: «Я видел, например, человека на ногах, прогуливающегося мертвеца, который никогда не существовал». — Пипин: «Как такое возможно, объясни мне!» — Алкуин: «Это отражение в воде…»

Далее наставник начинает сам задавать вопросы, предлагая ученику самостоятельно искать «разгадки»:

Алкуин: «Я видел, как мертвое родило живое и дыхание живого истребило мертвое». — Пипин: «От трения дерева рождается огонь, пожирающий дерево…»

Алкуин: «Видел я, как житель бежал вместе с домом, и дом шумел, а житель безмолвствовал». — Пипин: «Дай мне невод, и я отвечу тебе…»

Алкуин: «Кто есть и не есть, имеет имя и отвечает на голос?» — Пипин: «Спроси лесные заросли...» [21] Перевод с латинского под ред. М. Л. Гаспарова.

Косвенным свидетельством существования подобной образовательной практики можно также считать многочисленные загадки в стихах и прозе, коих немало осталось от каролингской эпохи. Они позволяли не только развивать логическое и ассоциативное мышление, но и углублять свои познания в латыни. В качестве примера приведем «Загадку о мыши» Валафрида Страбона: