На парижской конференции столкнулся я с неприятно поразившим меня явлением: некоторые африканцы, в личных беседах рассыпавшиеся в дружеских уверениях, публично не очень-то подчеркивали роль СССР. Добро бы при этом они вообще никого не выделяли, так ведь нет, предпочитали хвалить других, тех же скандинавов. И эго в условиях, когда наша помощь безусловно превышала по размерам любую другую, а оружием вообще помогали только мы и в гораздо меньших объемах китайцы, причем последние поставляли вооружение только некоторым странам на Юге Африки, но не освободительным движениям. Обычно мы на такую неэтичноегь публично не реагировали, только между собой досадуя. Я решил сыграть более открыто. Поинтересовался у О. Тамбо, заявляет ли АНК во всеуслышание, что Советский Союз оказывает ему помощь, в том числе оружием, или же считает это не очень для себя удобным. Ответ президента был, разумеется, в нашу пользу. Подтекст вопроса он понял отлично.
Нс только Юго-Запад континента волновал тогда советскую политику. Много головной боли приносили события на Африканском Роге, где разгорался внутренний конфликт в Эфиопии, враждовавшей к тому же со своими соседями — Суданом и Сомали. В Париже я встретился с министром иностранных дел Эфиопии Гошу Вольдс (прав был Э. Шеварднадзе, направив меня на конференцию, где сразу удалось войти в круг основных действующих лиц).
Добавлю, что довольно быстро после этого эфиопский министр сбежал в США. А тогда думалось, что мы с ним еще поработаем вместе.
Нельзя было побывать в Париже и не встретиться с французскими коллегами. У нас в ту пору довольно плотной была практика, как мы говорили, консультаций на рабочем уровне. Я посетил директора Афро-малагасийского департамента МИД Франции (французы и в названиях весьма скрупулезны) Ф. Шатле. Тот также был настроен пессимистически как в отношении того, что Намибия быстро покончит со статусом колонии, так и того, что в ЮАР произойдут позитивные изменения, предупреждал против переоценки возможностей АН К. Со своей стороны, я обкатал на нем наш меняющийся подход к южноафриканским коллизиям:
— Советская линия, утвержденная решениями высших партийных инстанций, нацелена на коллективный поиск разблокирования конфликта на Юге Африки.
— У СССР нет целей в этом конфликте, которые отличались бы от того, что хотят наши друзья — Куба, Ангола, южноафриканское и намибийское освободительное движение. Мы примем то, что будет приемлемо для них.
— Если мы помогаем укреплять обороноспособность прифронтовых государств, противостоящих агрессии ЮАР, то делаем это по их просьбе, базирующейся на законном праве на самооборону, и в полном соответствии с решениями ООН.
— не следует рассматривать конфликт на Юге Африки сквозь призму противостояния Восток — Запад, это лишь затруднит его решение.
— Советский Союз — за обязательные и всеобъемлющие санкции против ЮАР.
Ф .Шатле в ответ на этот последний пункт упрекнул нас в том, что мы слишком ретиво выполняем решения ООН о бойкоте ЮАР, зря не поддерживаем контакт с ее властями. Что, надо признать, было обоснованно, ибо информацию об ЮАР нам приходилось собирать буквально по крохам.
Одним из источников были для нас индийцы. Ситуацию они знали неплохо, ибо в Южно-Африканской Республике проживает более одного миллиона людей южноазиатского происхождения. Но подходов наши индийские коллеги придерживались жестких, юаровцам не верили совершенно. Во время моих встреч с индийскими дипломатами они не раз упрекали нас в том, что мы слишком далеко заходим в уступках ЮАР и США. Будучи в 1987 году в Дели, выслушал я малоприятную нотацию на этот счет, что, однако, не сняло сильнейшего впечатления от впервые увиденной Индии. Тадж Махал стоил мессы.
Заканчивая тему парижской конференции, скажу, что 114 государств в очередной раз проголосовали тогда за введение санкций против расистской ЮАР. Морально-политически это, безусловно, имело большое значение. В практическом плане — гораздо меньшее.
Финал поездки в Париж вылился в боевое крещение, особенно если учесть, что во французском переводе это выражение звучит — «крещение огнем».
В день отлета в Анголу будят меня ранним утром в представительской квартире, расположенной в огромном здании посольства Советского Союза, что на бульваре Ланн по соседству с Булонским лесом: «Анатолий Леонидович, горим». Запах гари я-то чувствовал и сквозь сон, но только сейчас понимаю, насколько все серьезно: из окна напротив вырываются языки открытого пламени. Алексей Ильич Глухов, поверенный в делах СССР, давний мой друг, уже давно со товарищи борется с огнем.
Читать дальше