Збигнев Залуский - Сорок четвертый

Не успели повара приступить к раздаче завтрака, как над фольварком появились немецкие самолеты. Первые снаряды и бомбы попадают в дом, в кухню, вспыхивают возы с боеприпасами, по лугу носятся испуганные, дико ржущие от боли раненые лошади. Бегом, в спешке батальоны занимают на краю леска, за фольварком, круговую оборону. С трех сторон открытое поле, а с четвертой — тоже открытые, но, к счастью, болотистые, мокрые луга.

Самолеты висят над головами. Идет минометный обстрел, по всем правилам разворачиваются цепи немецкой пехоты. Это не полиция, не вспомогательные формирования. Это части опытной в борьбе с партизанами дивизии СС «Викинг». Уйти из западни среди бела дня невозможно. Необходимо продержаться до ночи. Во второй половине дня, после яростной бомбежки, проведенной девятью пикировщиками, начинается регулярная артиллерийская подготовка. Как на фронте. В 17 часов — решающая, массированная атака немецкой пехоты с трех сторон. Бой идет с переменным успехом. Несколько раз немецким солдатам удается ворваться в глубь позиций, и лишь удары резервов подполковника Метека спасают положение. В критический момент боя чашу весов перетягивает контратака роты партизан, скрывавшейся в глубоком яру, идущем от хутора Вонвольница. В сумерки бой стихает, густая тьма и проливной дождь прерывают сражение. 26 убитых, 36 раненых. Около полуночи в потоках воды, по бездорожью, с кочки на кочку, через взмокшие от дождя болотистые луга партизанская колонна выскальзывает из немецких силков.

Перед рассветом снова тарахтят на железнодорожных переездах линии Варшава — Люблин партизанские подводы. Часть сил направляется на север, часть — к Пулавам, остальные — дальше на юг. После форсированного 30-километрового ночного перехода на рассвете 16 мая главные силы благополучно достигают окраины Липских лесов.

Разными путями продвигаются в южную Люблинщину другие отряды АЛ.

Приказ номер 8 Главного командования Армии Людовой от 26 февраля предлагал командованию Люблинского округа АЛ создать две базы для операций против обеих линий, соединяющих через Варшаву и Львов немецкий тыл с восточным фронтом на Украине. Одна группировка должна была «обеспечить свое полное господство над лесами под Янув-Любельским», другая — «полную свободу действий в лесах Замойских».

До этого времени территория районов Замостье, Билгорай, Томашув и прилегающих Яновского и Красныставского оставалась как бы в стороне от все более активной партизанской борьбы, диверсионных действий на немецких железных дорогах. Здесь было мало подразделений АЛ, почти не было ее партизанских отрядов.

Парадокс: ведь это земля Замостья, которая вот уже два года была как бы «государством СС», — территория жестокой немецкой колонизации и лютых репрессий, лес, переполненный обездоленными и отчаявшимися, готовыми на все людьми, деревни, жители которых находились под угрозой уничтожения, искали выхода, искали путей к вооруженному сопротивлению.

Два года назад сама жизнь толкала здешних крестьян и жителей местечек на путь, указываемый ППР, — путь вооруженной самообороны и активной борьбы. Здесь раньше, чем в других местах, возникли польские партизанские отряды. Но не хватало местных, исполненных революционной энергии сил, близких польской деревне и способных взять на себя руководство движением. «Лондонские» силы сумели удержаться на гребне вздымающейся волны крестьянского восстания, перехватить руководство, организовать, повести за собой — и успокоить. Так случилось не по причине мудрости центрального руководства — польского правительства в Лондоне, призывы которого к спокойствию на рубеже 1942—1943 годов никто на Замойщине не хотел слушать, и не из-за мудрости Главного командования АК в Варшаве, которое было застигнуто врасплох динамикой и развитием борьбы. Повстанческую волну возглавили десятки «малых людей» — лесничих и учителей, деятелей молодежного и крестьянского движений, молодых офицеров. Эти люди были тесно связаны с населением деревень и местечек. Но с другой стороны — и с властью, с правительством, с командованием: для Польши они были готовы пожертвовать всем. Но они не могли представить себе эту Польшу иной, не такой, как та, прежняя, руководимая из министерств, из Варшавы, а теперь — из Лондона. Эти люди, такие, как Азия (Чеслав Аборович), Вис (Ежи Мейер), Гром (Эдвард Блащак), Вир (Конрад Бартошевский), Подкова (Тадеуш Кунцевич), Цорд (Юзеф Стеглиньский) и Тополя (Ян Крык), проявлявшие героизм в борьбе и лояльность в отношении той прежней Польши, завоевали сердца люда Замойщины и привели его сынов — партизан замойского инспектората АК не только к вершинам боевого мужества, но и к душевному разладу, когда оказалось, что для того, чтобы добиться успеха, исполнить свой долг перед народом, недостаточно простой лояльности. И сами они прошли этот тернистый путь вместе со своими людьми…