Вадим Парсамов - На путях к Священному союзу - идеи войны и мира в России начала XIX века

Имеется в виду население между Двиной и Неманом.

Эту же фразу почти дословно Александр повторит через несколько дней в разговоре с полковником А.Ф. Мишо: «Я отращу себе бороду до сих пор (показывая рукою на грудь свою) и лучше соглашусь питаться хлебом в недрах Сибири, нежели подписать стыд моего отечества и моих добрых подданных, пожертвования коих умею ценить» [Военский, 1904, с. 14]. Ср. с письмом Ростопчина Александру от 11 июня 1812 г.: «Бороды будут оплотом России… Император России всегда будет грозен в Москве, страшен в Казани и непобедим в Тобольске» [Ростопчин, 1893, с. 179].

Имеется в виду Послание к Евреям (гл. 11).

Подробнее см. гл. 10 наст. изд.

Так, например, после Бородинского сражения полковник Закревский говорил: «Если победа нам не достанется, то другой Пожарский придет к нам на помощь». Внук Ростопчина А. Сегюр, цитируя по воспоминаниям Вольцогена, эти слова, пояснял французскому читателю: « Пожарский – имя освободителя Москвы в 1612, но в то же время это слово, происходящее от пожар (incendie), означает поджигатель (un incendiaire)» [Ségur, 1871, р. 189]. Во французском языке слова «пожар» и «поджог» звучат одинаково, поэтому Сегюр производит фамилию «Пожарский» от поджога, что не соответствует семантическим связям этих слов в русском языке.

В семье Ростопчиных сохранялось устойчивое представление, что пожар Москвы есть результат хорошо спланированного замысла Ростопчина. Так, его дочь писала о «нескольких гражданах, наделенных героической душой, которых выбрал мой отец для того, чтобы поджечь магазины, лавки и дома» и добавляла, «все это было сделано без беспорядка и шума» [Narishkine, 1912, р. 157].

О популярности Ростопчина в послевоенной Европе см.: [Ségur, 1871, р. 309–312].

Так называется во врачебной науке сухотка , т. е. крайняя сухость и увядание всего тела. – Примеч. Муравьева-Апостола .

Никто из напавших на сей город безумною бранию не возвращается, радуясь, что осквернил оный. Боги не оставят обители своей [Муравьев-Апостол, 2002, с. 7].

«Война есть море бедствий, истекалище всех зол, какие только могут быть в свете. Истории всех времен именуют ее бичом человеческого рода, и Священное Писание поставляет ее тяжкою тяжких человеческих грехов казнию» [Цветницкий, 1813, с. 2].

Статья В.А. Западова, оспаривающая авторство Радищева, интересна в плане постановки проблемы, но не может считаться ее решением [Западов, 1993, с. 131–155].

Здесь следует учесть, что слово «Христос» на русский язык переводится как «помазанник», что создает риторическую игру барочного типа при наименовании Александра Христом.

Это письмо, как и проповеди, апеллирующие к религиозно-патриотическим чувствам нации, было переведено на французский язык и вызвало серьезную обеспокоенность Наполеона, который видел, что во многом благодаря Русской церкви, война приобретает священной характер [Fain, 1827, р. 317–318].

Почти сразу же по выходе в свет этих записок поэт Афанасий Шпигоцкий переложил выписки Шишкова из Библии в стихи, «стараясь как можно ближе держаться подлинника». «Его высоко превосходительство, – писал в предисловии Шпигоцкий, – осчастливил меня дозволением украсить мое слабое преложение – посвящением Его Высокой Особе. Сия оказанная мне снисходительность вечно для сердца моего будет одним из прекраснейших воспоминаний» [Шпигоцкий, 1832, с. 2].

Намек на имя матери Александра Марии Федоровны.

Интересные наблюдения над уваровским пониманием «истинного патриотизма» см.: [Майофис, 2008, с. 76–78].

Наиболее полно эту концепцию см.: [Pirenne, 1946; 1949]. Автор рассматривает Священный союз не просто как факт европейской дипломатии, но и как явление мирового масштаба. В основе Союза, по мнению автора, лежало противоборство Англии и России в поисках универсального равновесия.

Первые попытки заговорить в официально дипломатической обстановке на этом языке относятся к работе Венского конгресса. 31 декабря 1814 г. царь приказал К.В. Нессельроде составить ноту к полномочным представителям Австрии, Англии и Пруссии, в которой говорилось: «Проникнутые незыблемыми общими для всех принципами христианской религии, ставшими единственным основанием политического и социального порядка, государи, побратавшись между собой, облагородят свои государственные доктрины и гарантируют отношения между Провидением им доверенными народами» [Bourquin, 1954, p. 134].