Вадим Парсамов - На путях к Священному союзу - идеи войны и мира в России начала XIX века

По свидетельству Ф. Глинки, ополченцы на Бородинском поле были одеты в национальные костюмы: «На этом войске было две коренных принадлежности Руси: борода и серый кафтан; третья и важнейшая принадлежность Руси – христианской – был крест » [Глинка, 2004, с. 291].

Ср.: А ныне Галлы просвещенны,

Попрали все права священны [Ламанский, 1812, с. 219.]

В этом же номере журнала было опубликовано цитированное выше письмо пленного испанского генерал Палафокса (в недавнем прошлом героического защитника Сарагосы) к маршалу Лефевру, в котором говорилось: «Аттила, при всей своей лютости, имел более истинного величия души, нежели Бонапарте» хотя бы уже «потому, что… тронутый будучи почтением при виде Папы Льва Великого (в 452 г.) преклонил пред ним свой меч, кровию обагренный и пощадил Рим» [Изображение важнейших причин… 1812, с. 241–242].

Слово «ужас» в данном случае следует понимать как кальку с французского «terreur».

В том же очерке Батюшков так описывает Раевского в сражении под Лейпцигом: «Раевский стоял в цепи мрачен, безмолвен. Дело шло не весьма хорошо. Я видел неудовольствие на лице его, беспокойства ни малого. В опасности он истинный герой, он прелестен. Глаза его разгорятся как угли, и благородная осанка его поистине сделается величественною» [Батюшков, 1978, с. 414].

Сын Отечества. 1812. № 4. C. 168. Исследуя происхождение этой легенды, А. Ильин-Томич установил круг ее возможных авторов на основе мемуарного свидетельства М.А. Дмитриева: «Тургенев, Воейков, Греч и другие собирались вместе после выхода неприятеля из Москвы и начали выдумывать эти анекдоты» [Дмитриев, 1998, с. 85; Ильин-Томич, 1992, с. 126–127].

Источником в данном случае скорее всего послужила «Эпитома Помпея Трога» Юстина. Кинегир – брат Эсхила, погибший в сражении при Марафоне 12 сентября 490 г. до н. э.: «Писатели осыпают также похвалами афинского воина Кинегира. Убив бесчисленное множество в бою, он побежал по пятам противников, бегущих к судам, удержал правой рукой нагруженный неприятельский корабль и не раньше отпустил его, чем потерял руку. Когда же ему отрубили правую руку, он схватился за корабль левой. Потеряв и эту руку, он в конце концов удержал корабль зубами. Таково было мужество этого человека, что он не ослабел после стольких убийств, не был побежден, потеряв обе руки, а превратившись в обрубок, сражался зубами, как бешеное животное» [Юстин, 1954, с. 218–219].

Ср.: Народы стали за права;

Цари соединяли силы… [Глинка Ф., 1957, с. 205].

Эти крестьяне входили в партизанский отряд Дениса Давыдова.

В автобиографических записках Нессельроде так передает слова императора: «Я сомневаюсь, чтобы новая с моей стороны попытка к соглашению, обращенная к Наполеону, привела бы к мирной развязке. Так же, как и вы, я считаю разрыв неизбежным. В случае войны я намерен стать во главе армии; тогда мне нужен будет человек молодой, могущий всюду следовать за мною верхом и заведовать моею политической перепиской. Канцлер граф Румянцев стар, болезненен, на него нельзя возложить этой обязанности. Я решился остановить свой выбор на вас; надеюсь, что вы оправдаете мое доверие с верностью и скромностью» [Шильдер, 1897–1898, т. 3, с. 63].

Екатерина Павловна настойчиво внушала Александру мысль, что командовать армиями не его дело. В письме от 5 августа из Ярославля она снова обратилась к этой теме: «Ради Бога не беритесь командовать сами. Не теряя времени, необходимо найти главнокомандующего, пользующегося доверием в войсках, вы же не внушаете никакого» [Переписка Императора Александра I… 1910, с. 81].

В начале войны у Александра состоялся разговор с фрейлиной императрицы Роксандрой Скарлатовной Стурдзой (Эдлинг): «Говоря о патриотизме и народной силе, государь отозвался так: “Мне жаль только, что я не могу, как бы желал, соответствовать преданности этого удивительного народа”. – “Как же это, государь? Я вас не понимаю”. – “Да, этому народу нужен вождь, способный вести его к победе; а я, по несчастию, не имею для того ни опытности, ни нужных дарований. Моя молодость протекла в тени двора (à l’ombre d’une cour); если бы меня тогда же отдали к Суворову или Румянцеву, они меня научили бы воевать, и, может быть, я сумел бы предотвратить бедствия, которые теперь нам угрожают”. – “Ах, государь! Не говорите этого. Верьте, что Ваши подданные знают вам цену и ставят вас во сто крат выше Наполеона и всех героев на свете”. – “Мне приятно этому верить, потому что вы это говорите; но у меня нет качеств, необходимых для того, чтобы исполнять, как бы я желал, должность, которую я занимаю. Но, по крайней мере, не будет у меня недостатка в доброй и твердой воле на благо моего народа в нынешнее страшное время. Если мы не дадим неприятелю напугать нас, война может обратиться к нашей славе”» [Эдлинг, 1999, с. 175].