Илья Левит - Сказки доктора Левита - Беспокойные герои (Иосиф Трумпельдор и Чарльз Орд Вингейт)

В первые часы погром носил еще «традиционный» характер. Крови пролилось не так много. И энергичные меры могли погром прекратить. Но вместо этого полиция и войска разоружали, разгоняли, арестовывали еврейскую самооборону, организованную сионистами. А погром нарастал. Пошел слух, что царь-батюшка разрешил громить евреев (как минимум три дня), и действия властей давали все основания так думать. Многие городовые, даже известные евреям как люди приличные, не вмешивались, ибо верили в это. Погром ширился, становился все более жестоким. Толпа зверела от безнаказанности, крови лилось все больше. И тут приходится сказать, что огромное большинство кишиневских евреев проявило себя самым жалким образом. Они шли, как бараны, под нож. Ведь в городе было не менее шестидесяти тысяч евреев (а некоторые считают, что более). Как ни крути, выходит, что было несколько тысяч взрослых мужчин, и по крайней мере девяносто процентов из них не попытались сопротивляться. На глазах у них били их детей, насиловали жен и дочерей, а они… Кое-где попытки сопротивления все-таки стихийно возникали. В одном месте дело могло принять серьезный оборот, ибо выступили евреи-мясники — здоровые мужики, привыкшие рубить мясо своими топориками. Но полиция и войска, уже ликвидировавшие оборону сионистов, поспели и туда вовремя. А затем и в другие места, где евреи хотели защищаться. Это, помимо прочего, укрепляло погромщиков во мнении, что они делают благое дело — им-то ведь власти не препятствуют. Но эти очаги самообороны потому своевременно и легко ликвидировались властями, что были разрознены и в них участвовало мало людей. Больших войсковых соединений для этого не потребовалось. И погром становился все более кровавым и массовым. В город уже тянулись окрестные крестьяне, дабы «выполнить царский приказ» и не упустить добычу. А евреи все еще слали депутации к властям. В городской Думе Кишинева преобладали приличные люди. Когда, еще до погромов, туда как-то выбрали Крушевана, он вскоре вынужден был отказаться — его демонстративно там бойкотировали. Это, кстати, было одной из причин еврейской беспечности накануне событий — выборные городские власти явно были против погрома. Но полиция городской Думе не подчинялась. А, скажем, выйти навстречу погромной толпе приличные люди не решились. А настоящие власти делали вид, что ничего не происходит. Только на третий день стали принимать энергичные меры, и погром прекратился. Такова фактическая сторона дела. Не все тут абсолютно точно. В доступных мне источниках есть расхождения в деталях. Число убитых варьируется от сорока одного до сорока девяти человек, есть и другие расхождения, но несущественные. Итак: около полусотни евреев было убито, несколько сот ранено, в том числе около ста — тяжело, разрушено около полутора тысяч еврейских квартир и лавок и несколько приличных магазинов. Сионисты не смогли, по независящим от них причинам, остановить погром, но смогли передать за границу жуткие подробности. Среди убитых и раненых богачей не было. Кто виноват? Господин Крушеван считал, что виноваты евреи, — дескать, своим поведением вызвали взрыв народной мести. А может, и вообще все сами спровоцировали, чтобы получить помощь. Так писал «Бессарабец». Но люди винили власть.

Тут возможны две версии: первая — правительство сознательно вело дело к погрому и, конечно, дало ему разгореться. Чтобы проучить евреев, лезущих в революционное движение (а в Кишиневе действительно Бунд был очень активен), и чтобы «выпустить пар» народного недовольства. Это возможно. В дальнейшем (погромы 1903–1907 годов) это будет доказано. Но в случае Кишиневского погрома 1903 года тому нет свидетельств. Версия вторая — крайняя нераспорядительность властей объяснялась тем, что антисемитизм так пронизал все поры российского государственного аппарата, что власти и не хотели, и не умели действовать в защиту евреев, а могли проявлять оперативность, только выступая против них, что и случилось в Кишиневе. Погрома, тем более такого страшного, они не хотели, но не хотели и действовать против «русских патриотов». У князя Урусова сложилось впечатление, что прежний губернатор Раабен, который был в городе во время погрома, был человек не злой и не коварный, а просто никчемный. Но, как говорила моя бабушка: «Не важно, что бумажно, — было б денежно». Результат был налицо.

Нельзя писать о евреях и не вспомнить ростовщиков. Вскоре после погрома приехал в Кишинев Короленко. Замечательный человек, в ту пору известный писатель. Его очерк «Дом № 13» о Кишиневском погроме стал знаменит уже тогда. Хотя печатался только за рубежом — в России был запрещен цензурой. В советское время его печатали часто. Я был знаком с одной дамой, еврейкой, которая старалась уберечь своего сына от еврейского вопроса и боялась, чтобы «Дом № 13» не попался как-нибудь ему на глаза, но не вышло. Дом № 13 — это дом на улице Азиатской (в советское время была улица Свердлова, а теперь — не знаю). Там громилы особенно зверствовали. И в том очерке описан случай, как жаловался после погрома один кишиневский житель-христианин Короленко. Был тот кишиневец садовладельцем. Когда приходило время сбора урожая, он брал заем у жида-ростовщика, нанимал рабочих, выдавал им аванс, а уж после реализации урожая производил окончательный расчет со всеми. Но в том 1903 году перепуганные евреи закрыли кредит. Пришлось просить взаймы у христиан. «А там, где жид шкуру спускал, свой брат христианин — три содрал».