Илья Левит - Сказки доктора Левита - Беспокойные герои (Иосиф Трумпельдор и Чарльз Орд Вингейт)

Но Вингейт думает о встрече с другой женщиной — своей ненаглядной Лорной. Он получил отпуск после болезни и осенью 1941 года направился (вокруг Африки!) в Англию, в ее объятия. Там он и признался жене в своей попытке самоубийства. Она отнеслась с пониманием: трудную дорогу выбрал себе Вингейт. Кто идет по ней, неизбежно должен и падать. Важно находить силы, чтобы подняться и идти дальше.

В самой Англии в это время было уже относительно спокойно. Бои гремели на морях, на Ближнем Востоке, в Северной Африке, скоро должны были грянуть и в Юго-Восточной Азии. Очень крутая каша варилась в России. А в Англии стало тихо, ее уже не бомбили и еще не обстреливали ракетами.

Но тишина была не для Вингейта. Он начинает хлопотать о своем восстановлении в действующей армии. Вейцман в своих мемуарах пишет, что он помог в этом Вингейту. Как бы то ни было, к началу 1942 года Вингейта считали полностью здоровым и годным к строевой службе.

Между тем в Лондоне он снова был замечен. Тем более что в то время Англии нужны были герои, а гордиться пока что можно было только военными успехами в Эфиопии. Это была первая страна, освобожденная с начала войны от власти фашизма. И Вингейт явился как раз оттуда. Так что принимали его с восторгом. Особенно в просионистских кругах. Леопольд Эмери, старый друг сионистов, а ныне министр по делам Индии и Бирмы (Бирма административно была объединена с Индией до 1937 года), принимая у себя Вингейта, предложил переработать его меморандум об эфиопской войне, убрать самое скандальное. «Бирма нам скоро понадобится», — заметил при этом министр. После переработки меморандума Эмери брался передать его начальнику штаба британской армии Бруку.

Видимо, жизнь чему-то научила Вингейта. Он меморандум переработал. И когда одно американское издательство попросило книгу о событиях в Эфиопии, что-то вроде книги Лоуренса Аравийского, он не послал их ко всем чертям, а отговорился отсутствием литературных талантов. Сдержанность для него неслыханная! Вингейт даже не ругал больше Вейцмана за недостаточную напористость в отстаивании дела сионизма перед правительством Англии. И извинился за прошлые упреки. Но ручным он, конечно, не стал.

Баффи (см. гл. 90), к которой он по-прежнему захаживал, приходила в ужас и восхищение от его рассказов об эфиопской войне. В ужас — потому, что он стал настолько проэфиопским, что Англию критиковал очень сурово, даже подозревал своих соотечественников в желании наложить руку на Эфиопию. «Наверное, — думала Баффи, — его сила в том и состоит, что он проникается чувствами местных людей, на стороне которых сражается». Звучит красиво. Но, как будет ясно дальше, это было еще не все. Вингейт не только в разговорах защищал Эфиопию. Он нашел единомышленников, с которыми сотрудничал в их журнале. Сам не писал, но снабжал информацией и идеями.

А стоила ли Эфиопия, и, в частности, император, этой преданности? Тут у меня есть сомнение. И вот почему. Через несколько лет, когда Вингейта уже не будет и Гитлера — тоже, отношения англичан и евреев испортятся окончательно. Англичане вышлют сотни евреев из Страны Израиля в африканские тюрьмы. Но само собой понятно, что ни пустыни, ни джунгли не могли остановить сиониста, когда он стремится к Земле Израиля. Короче говоря, наши люди убегали оттуда и пробирались обратно. И случилось так, что шесть таких беглецов добрались до Эфиопии. Задерживаться они там не собирались, и вскоре двое, один из которых был Ицхак Шамир, выехали. А четверо других не успели, так как были арестованы эфиопами. И император Хайле Селассие I отдал их англичанам в обмен на какого-то мятежного князя. Так-то! Разумеется, они снова бежали, а с ними — еще другие. Для одного из них новый, на сей раз удачный, побег был, говорят, уже восьмым по счету. Но эфиопы в той ситуации проявили себя с плохой стороны.

А Вингейт в то время думал не только об Эфиопии. Он разрабатывал свою «теорию глубокого проникновения», которую вскоре и осуществил в Бирме.

Отпуск его между тем закончился, и Вингейт вновь получил назначение в артиллерию. Правда, в спокойной в то время Англии, чего он, естественно, не захотел и от назначения «отвертелся».

Для понимания дальнейших событий необходимо кое-что объяснить. Еще в сентябре 1940 года был заключен «Тройственный пакт» — союз (ось) Рим — Берлин — Токио. В течение ближайших месяцев стало ясно, что Рим там — балласт. Но не то оказалось с Токио. Япония была сильна, что скоро почувствовали на своей шкуре Британия и Америка.