Глава пятьдесят вторая
Муссолини. Триест
Конечно, сама по себе история с айсорами не могла бы поколебать престижа Британской империи, если бы это был изолированный факт. Но он оказался лишь первым в ряду событий, в которых «умиротворители» себя проявили, ибо за 1934 годом последовал 1935-й, принесший итало-эфиопскую войну — событие намного более крупное, чем «ассирийский вопрос в Ираке».
Но вернемся немного назад. С лета 1934 года Муссолини считался противником Гитлера, как ни странно это звучит сегодня. Но так было… Этим летом в Австрии вспыхнул нацистский мятеж. А еще раньше — была попытка коммунистического мятежа. Нацистский мятеж тогда не удался, но осталась опасность вторжения германских войск, ибо в Германии Гитлер уже находился у власти. Тут-то Муссолини и проявил похвальную оперативность. К австрийской границе были передвинуты итальянские войска с обещанием австрийскому правительству полной поддержки в борьбе против Гитлера. И немцы сыграли отбой. Германия еще только-только начала восстанавливать свой военный потенциал. Война в эту минуту не входила в планы Гитлера. Муссолини чувствовал себя героем — заставил отступить немцев! Роль защитника Европы от нацизма ему нравилась. Он заключил договоры с Англией и Францией, публично с презрением отзывался о немцах и нацизме: «Тридцать веков истории позволяют нам с сожалением смотреть на некоторые доктрины, возникшие за Альпами и разделяемые людьми, предки которых еще не умели писать, в то время как в Риме были Цезарь, Вергилий и Август». Надо заметить, что сам Муссолини антисемитом не был. Имел любовницу-еврейку — Маргариту Царфатти, помогавшую ему писать научные труды. Да и в итальянской фашистской партии насчитывалось несколько сотен евреев. Так что антигитлеровская роль ему даже подходила. Он играл ее год с небольшим. В этот период его посетил с дружеским визитом Вейцман.
Лирическое отступление
В дни, когда советская пропаганда видела в Израиле врага номер один, когда на каждого гражданина Израиля, включая арабов, приходилось по 9 экземпляров антисионистских книг и брошюр, вспоминали и визит Вейцмана к Муссолини. Разумеется, не указывая особенности того периода, в который это произошло. А так как огромное большинство людей этих обстоятельств не знали, получался хороший пример вредоносности сионизма.
Говорят, сам Муссолини все время хотел познакомиться с Жаботинским, учитывая, что Жаботинский до Первой мировой войны несколько лет прожил в Италии, любил эту страну и ее язык. Но Жаботинский уклонился от чести быть принятым Муссолини. Дружба с итальянцами имела для нас значение лишь в одном важном вопросе. А именно: есть в Италии город Триест. 200 лет он был главным выходом к морю огромной страны — империи Габсбургов (Австро-Венгрии). Когда-то это был один из крупнейших портов Южной Европы, возвышение которого в XVIII веке нанесло последний сокрушительный удар по Венеции. Накануне Первой мировой войны он соперничал с Одессой, Генуей, Марселем. В те времена именно Триест был самым крупным портом по торговле с Землей Израильской, и уже тогда через него к нам ехали евреи. Но в городе жило много итальянцев, которые присутствовали во всех слоях общества, от работяг до капиталистов. Итальянцы мечтали об объединении с Италией. И вот свершилось: в результате Первой мировой войны Триест стал итальянским. Тут-то его звезда и закатилась: перестав быть морскими воротами огромной страны, он начал приходить в упадок. Единственно, чем этот порт со все возрастающим успехом продолжал заниматься, — это отправкой евреев. Теперь все эмигранты Центральной Европы ехали к нам через Триест: «поляки», «немцы» и многие другие. Это было важно для Триеста, поэтому евреями там дорожили. И евреи этим пользовались. «Хагана» готовилась к грядущим событиям: даже евреи, в конце концов, могут стать менее наивными. Через Триест и в 20-е годы кое-что к нам пересылалось, а уж в первой половине 30-х — в тысячах чемоданов, принадлежавших тысячам евреев, ехавших в это время, было не только шмотьё. В Триесте багаж набивали пистолетами, патронами — короче, оружием. С тех пор у нас очень популярны итальянские пистолеты. И вот, во второй половине 1935 года отлаженный канал пришлось быстренько свернуть — и все из-за того, что Италия напала на Эфиопию (Абиссинию).
Глава пятьдесят третья
Место под солнцем для солнечной Италии
Тут уж не скажешь, что это чье-то внутреннее дело. Ибо Эфиопия была общепризнанным независимым государством, членом Лиги Наций. Здесь надо напомнить, что Америка так и не вступила в Лигу Наций, хотя инициатором ее создания и был Вудро Вильсон — президент США с 1919 года. Ведущим членом Лиги Наций оказывалась Британская империя, которая кроме голоса Англии располагала еще голосами доминионов, особенно в делах заморских. Франция традиционно больше связана с европейским континентом. Так что в первую очередь от Британской империи мир ждал реакции на агрессивные действия Италии. Британия пыталась посредничать. Но Муссолини заявил: «Я не хочу никаких соглашений, пока мне не дадут всего, включая голову негуса». («Негус» — главный титул императора Эфиопии.)
Читать дальше