Юлия Кантор - Невидимый фронт. Музеи России в 1941–1945 гг.

Из парковой скульптуры эвакуировали главным образом позолоченные бронзовые фигуры, носившие подписи их мастеров. Остальные бронзовые фигуры были спрятаны в гроте, тщательно замаскировав и засеяв травой вход в грот. Что же касается мраморных статуй, то дело в отношении их осложнилось. Большинство из них, причем особо ценные экземпляры, оказались в таком плохом состоянии, что об эвакуации их не могло быть и речи, если даже были бы транспортные возможности. Поэтому решили захоронить их в земле поблизости их постоянного места «жительства». Инженер А. М. Архипов срочно разработал и предложил способ, как это сделать. Для захоронения каждой статуи были вырыты нужных размеров ямы. Дно и стены этих ям были «облицованы» хорошо утрамбованной глиной, чтобы ограничить приток в яму воды. Затем на дно ямы насыпался довольно толстый слой сухого песка, и на него положен ящик со скульптурной фигурой. Каждая же фигура в ящик укладывалась в тщательно выдолбленные в поперечинах «пазы», чтобы она устойчиво лежала в «ложе» и вокруг нее было достаточное воздушное пространство. Заколоченный ящик сверху и с боков засыпался песком, поверх которого настилался и утрамбовывался слой глины. Только после того, как вокруг ящика со скульптурой была создана такая своего рода капсула, яма засыпалась землей и покрывалась дерном или засевалась. Такая работа была довольно кропотливая, а времени очень мало. Кроме парковых работников, здесь были заняты работники разных специальностей большого петергофского хозяйства. В это же время демонтировались фонтаны. Детали их были спрятаны в подвалах Большого дворца около Большого каскада. Не повезло только «Самсону». Разрезать его на части нам не разрешили. Весом же он более девяти тонн, и сдвинуть его с места у нас не было ни приспособлений и ни сил. Так он и остался обложенным в первые дни войны мешками с песком.

Как известно директор Петергофских дворцов-музеев и парков тов<���арищ> <���Ю. В.> Финкельштейн и его заместитель по научной части тов<���арищ> <���А. В.>Шимановский сразу же после объявления войны ушли добровольцами. Петергофские и Ораниенбаумские дворцы-музеи и парки были объединены в одно предприятие, и мне, как директору Ораниенбаумских дворцов-музеев пришлось принять руководство этим объединенным предприятием и переселиться в Петергоф. Работы здесь шли полным ходом. Были точно распределены обязанности между руководителями работ, и <���был> закреплен за ними постоянный состав бригад и групп.

Вся тяжесть руководства работами по приготовлению к эвакуации ценностей легла на плечи ст<���аршего> научного сотрудника музея тов<���арища> <���…>. Для укрепления ее бригады в ее распоряжение, кроме музейных работников, были переданы многие работники административной группы. Ее бригада в своем большинстве состояла из женщин. Но на ее долю подчас приходилось выполнять работы совсем не женские. (переноску тяжелых ящиков и даже погрузочные работы). При этом в бригаде этой царили прекрасная организованность и упорство и быстрота в работе.

Эвакуатором на железнодорожной станции был назначен научный сотрудник <���Ф. А.> Лосев. Он сразу же переселился на станцию и остался там до отправки последнего вагона, являясь во дворец только на ежевечерние оперативные совещания руководителей. Кроме ответственности за сохранность доставленных на станцию и сданных ему ценностей, погрузку их в вагоны и отправки вагонов, на тов<���арище> Лосеве лежала также обязанность добывать порожние вагоны, на что ему нужно было потратить очень много энергии и изобретательности.

На заместителя директора по хозяйственной части легла обязанность доставки ценностей на станции и ответственность за их сохранность в пути от дворца до станции. Он же руководил перевозками по парку и хозяйству.

Главным же «могильщиком» в парке стал тов<���арищ> А. М. Архипов, по должности инженер водных сооружений и начальник водного хозяйства.

Тов<���арищ > Виноградов после окончания перевозок должен был захоронить в земле запас бензина и разобранные автомашины, в случае если их не представлялось бы возможным сдавать штабам отходящих через Петергоф частей 8-й армии.

Так шли работы и днями и ночами. Кроме основной работы, каждый человек выполнял еще какие-нибудь обязанности по группе ПВО или противопожарной службе.

Старые работники Петергофа могли бы рассказывать много интересных эпизодов, пережитых в эти тревожные дни, дни самоотверженной работы. В музейной фототеке должна сохраниться целая коллекция фотоснимков, сделанных не только при дневном свете, но и в белые ночи. А ночи эти были удивительны! Их можно бы назвать идиллическими, если бы не суровость момента. С наступлением вечера перед такими ночами наступала сравнительная тишина. Ленинградские башни и высокие строения виднелись дрожащими в розовом мареве заката. А позднее над городом стали подниматься ввысь аэростаты, ровно какие-то фантастические существа, поблескивающие в красно-розовых лучах уже закатившегося за горизонт солнца. А за полночь вся панорама города стала тонуть в сизоватом тумане, который тут же начал принимать предрассветные оттенки, сначала розоватые, затем золотисты и, испаряясь, опять раскрывал величественную панораму Ленинграда. Идиллия! Но в действительности и в такие ночи как во дворце, так и в парке и на постах ПВО царил напряженный труд. Работали молча и, невзирая на усталость, быстро. Машины почти бесшумно одна за другой отходили от дворца, направляясь к железнодорожной станции, а другие подходили к дворцу за новым грузом. По парку также двигались машины, казавшиеся в тени деревьев какими-то фантастическими огромными зверями с маленькими синими глазками. Надо было спешить с окончанием перевозок на станцию, пока путь к Ленинграду еще не был прерван. Надо было успеть захоронить в парке все, что для этого было назначено, пока фронт не подступит к Стрельне.