Евгений Гонтмахер - Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя

В России Путину во всех случаях перехода власти от одного лица к другому – начиная с 1999–2000 годов, когда он сам стал преемником Ельцина, – удавалось заручиться достаточной народной поддержкой, чтобы удержаться у руля. При этом каждый момент перехода – даже если он не означал реальной передачи власти, как в случае с президентством Медведева, – сопровождался конфликтами с участием элит и/или масс. Накануне выборов 2000‐го многие прогнозировали, что оппозиционная коалиция «Отчество – Вся Россия» нанесет поражение ослабленному Кремлю, но в последние месяцы 1999 года популярность Путина резко возросла. В 2007–2008 годах мы видели закулисную борьбу в рядах элит, в том числе на удивление открытый конфликт между различными силовыми структурами. Этот конфликт завершился лишь после того, как Путин четко заявил о намерении поддержать Медведева и занял ряд постов, которые – в сочетании с его неформальным влиянием – могли послужить мощными сдержками против возможных притязаний Медведева на реальную власть (которых, впрочем, не последовало) 443 443 Reddaway P. Russia’s Domestic Security Wars: Putin’s Use of Divide and Rule Against His Hardline Allies. New York, NY: Palgrave Pivot, 2018; Sakwa R. The Crisis of Russian Democracy: The Dual State, Factionalism, and the Medvedev Succession. New York, NY: Cambridge University Press, 2011. . Когда же президентский срок Медведева заканчивался и Путин решил вернуться на этот пост, проведя «рокировку», начались массовые протесты 2011–2012 годов, что создало один из самых серьезных политических кризисов, с которыми до сего дня сталкивалась путинская система 444 444 Petrov N. , Lipman M. , Hale H. E. Three Dilemmas of Hybrid Regime Governance: Russia from Putin to Putin // Post-Soviet Affairs. 2014. Vol. 30. № 1. Р. 1–26. .

Итак, консервация политического процесса, связанная преимущественно с президенталистской системой в России, зародившейся, в свою очередь, в ходе борьбы между союзным Центром и ядерным этническим регионом, по сути, не прерывалась благодаря народной поддержке Путина и умелым действиям его команды по поддержанию этой популярности. И в этом смысле наблюдаемую сегодня в России политическую «закрытость» можно рассматривать как следствие особой модели распада СССР как этнофедеративного государства с ядерным этническим регионом.

Конечно, из этого тезиса косвенно следует, что сохранение политической закрытости нельзя считать предрешенным делом. Вопрос перехода власти приобретает в России все большую актуальность. И даже после проведения плебисцита по поправкам к конституции, позволяющим Путину занимать президентский пост вплоть до 2036 года, из‐за его старения вопрос о преемнике будет занимать все более важное место в повестке дня, усиливая связанный с ним риск расколов внутри элит и массовых волнений в ходе каждых очередных общенациональных выборов. При этом указанный риск повысится настолько, что народная поддержка Путина пойдет на спад.

Хотя в нашем распоряжении есть значительный массив исследований о влиянии коммунистического и посткоммунистического наследия на текущую политику, равно как и превосходные работы о причинах распада СССР, мало кто задавался вопросом о том, как специфика его крушения может влиять на современные политические паттерны России и других постсоветских государств. В настоящей главе я стремился дополнить упомянутые выше исследования, описав последствия самого важного, как я отмечал, процесса, обусловившего распад Советского Союза, – последствия напряженности, созданной его институциональным дизайном этнофедеративного государства с ядерным этническим регионом (РСФСР). Я утверждаю, что эта институциональная особенность естественным образом породила стимулы для конфликта между лидером ядерного региона (в данном случае Борисом Ельциным) и федеральным Центром (в лице Горбачева), который не только привел к ликвидации Союза, но и запустил цепочку событий, ставших причиной сохраняющегося у крупных сегментов населения фрустраций националистического и экономического характера, недоверия к России со стороны ее соседей (даже наиболее позитивно относящихся к Москве) и патронального президентализма ее политической системы, которая привела к устойчивой консервации политической сферы и которая, в случае если действующий российский президент станет непопулярной «хромой уткой», чревата высокой вероятностью ее внезапного «открытия» революционным путем.

Это наследие, конечно, нельзя считать определяющим. Всегда возможны субъективные решения руководства, способные повлиять на будущее развитие событий. И в процессе дальнейших исследований необходимо проанализировать, в какой степени подобные факторы играют важную роль в других государствах, образовавшихся после краха этнофедераций с ядерным этническим регионом. Но при оценке настоящего и прогнозировании (насколько это возможно) будущего России стоит учитывать наследие не только далекого, но и недавнего прошлого, которое, возможно, все еще проявляется в политической сфере.