Наум Дубилет - Капитан Пирожков

Минуло шесть месяцев. Пароход вскоре должен был зайти в затон за зимовку. Для Боровских навигация удалась. Контрактов на перевозку грузов было достаточно. И прибыль оказалась изрядной. Но купец не торопился выдавать команде обещанных «наградных». В то же время, чтобы гарантировать хорошую работу до конца навигации, он удерживал с каждого члена команды по рублю в месяц. Об этом «должке» за хозяином на пароходе все время помнили. Часто разговаривали и о «наградных». Зная скупость Боровских, многого не ожидали. Но на 10–15 рублей рассчитывали. «Ведь как старались!» Когда же подошли сроки расчета, стало известно: Боровских положил каждому пятерку, а штурвального Суслова вовсе вычеркнул из списка. «Не дам ему ни копейки!..» — с руганью заявил купец своему приказчику. Тот передал содержание разговора Пирожкову.

— Этого не может быть! Я же говорил хозяину, что все заслуживают наградных, — опешив, произнес Яков Михайлович.

Ему, выходцу из народа, постоянно общавшемуся с командой, было хорошо известно, как дорожат все каждой копейкой, недоедают, только бы скопить немного денег, чтобы зимой не свалиться с голода. Да и самому капитану жилось не легко. И он твердо решил, что отстоять право штурвального на обещанные наградные — его долг.

При встрече с владельцем парохода Яков Михайлович не преминул ему сказать:

— Зря, Иван Николаевич, обижаете Суслова, работник усердный!..

Два раза повторил он эти слова, но Боровских ничего не ответил.

В эти минуты, стоя лицом к лицу с владельцем парохода, Яков Михайлович почувствовал, как у него накипает негодование к хозяину, и он бросил:

— Несправедливо поступаете. Вот что скажу. Можете оставить себе и те деньги, что собирались выдать мне. Я отказываюсь их получать!..

Поступок Якова Михайловича вызвал тогда много толков. Все восхищались смелостью Пирожкова. А для Боровских такой капитан показался опасным. Якову Михайловичу пришлось уйти с парохода и всю длинную уральскую зиму провести в тайге на заготовках леса, где он получал по 70 копеек в день. Там он мерз, голодал, но ни разу не упрекнул себя за то, что сам навлек на себя беду. Нет! Он привык жить так, как подсказывает совесть.

Яков Михайлович на каждом шагу сталкивался с фактами бесправия и произвола. Он часто задумывался над причинами тяжелой жизни народа, и сама жизнь привела его к убеждению, что все зло — в существующем строе. С радостью воспринимал он каждую весть о выступлениях рабочих и крестьян против эксплуататоров.

Кое-что о положении в стране Яков Михайлович находил в газетах. Но еще больше новостей удавалось узнавать во время дальних рейсов.

Пирожков плавал на пароходах, которые принадлежали купцам из Усолья и Чердыни. Весной, сразу же после открытия навигации, они отправляли караваны с мукой, солью и различными промышленными товарами в район Печоры. По Колве пароходы поднимались до Вишерки, а оттуда через Чусовское озеро попадали в Березовку, которая у своего истока жмется к Печоре. Такие же караваны снаряжались и осенью перед закрытием навигации. Весь же летний период пароходы работали на буксировке барж с древесиной из села Серегово, что стоит на Колве, до города Царицына на Волге. На этом пути протяженностью свыше двух тысяч верст лежали города Пермь, Симбирск, Самара, Саратов… Многое здесь можно было увидеть и узнать. И Якову Михайловичу всегда было известно, что делается на русской земле.

Как-то возвращаясь после одного рейса с Волги, Пирожков сделал остановку в устье Чусовой у села Левшино. Здесь надо было встретить приказчика владельца судна и получить от него указания, куда следовать дальше.

Эта остановка дала Якову Михайловичу много новых впечатлений. Дело было летом 1907 года. В Левшино только что закончилась забастовка грузчиков, и все здесь только о ней и говорили. Из бесед со знакомыми Пирожков узнал подробности забастовки.

В Левшино, на стыке Камы и Чусовой, тогда находилось несколько пристаней, которые принадлежали братьям Каменским, наследникам Курбатова, князю Львову, Любимову, Мешкову, Ушкову и другим купцам. На этих пристанях, которые растянулись на целую версту, работало свыше тысячи грузчиков. С раннего утра до позднего вечера они перетаскивали на спине или перевозили на тачках сотни пудов, а получали за работу по 70–80 копеек в день.

Мириться с такими условиями труда было невозможно. И вот в один из майских дней в Левшино вспыхнула забастовка. С утра работа на пристанях шла, как обычно: согнувшись в три погибели, грузчики таскали тяжелую кладь, осторожно ступая по скрипучим мосткам, переброшенным с берега к баржам. Вдруг раздался клич: «Бросай работу!..»