Юрий Чайковский - Мысы Ледовитого напоминают

По-моему, эти произвольные допущения излишни, а главное, как теперь выяснилось, в годы после плаваний Ивана Семенова не было теплых лет. Однако соображения Троицкого важны как источник серийных фактов, о которых шла речь в прологе.

В печати высказаны о назначении серебра и забавные утверждения. Кто-то писал, будто наши герои везли из Архангельска в устье Лены серебро якутам (чтобы расплавить монеты по прибытии) или даже плыли прямо в Китай. Спорить с этим странно, но приходится, ибо это повторяют. Горсть копеек для таких целей ничтожна (особенно, если потерять больше половины стоимости при переплавке), русские узнали устье Лены намного позже, чем было освоено устье Хатанги, [276]серебро же обрабатывать в тундре никто не умел. Это умели южные якуты с верховья Лены, но не тундровые. А чтобы продать китайцам соболей, следовало с нижнего Енисея плыть вовсе не в Ледовитое море, но на юг, в устье Ангары, куда китайцы возили в те времена шёлк и чай, каковые шли затем в Россию. Там же, кстати, можно было продать южным якутам серебро.

Самое недавнее и, пожалуй, не менее забавное размышление о ПСФ поведал А. А. Бурыкин — автор, в остальном серьезный. Страстотерпцы под его пером обратились в сказочных героев, бороздящих моря без затраты усилий и времени, подобно богам у Гомера. Например:

«Примерно в 1619–1620 гг. во время навигации (летом или ранней осенью) коч с командой из 7 человек… шедших от устья Оби и далее от устья Енисея на восток, сел на мель или был затерт льдами у острова Фаддея» [Бурыкин, с. 112].

Как мы знаем из Очерка 1, в те годы уже никто восточнее Ямала не плавал, но те, кто плавал немного раньше, тратили всю навигацию на путь либо от Оби до Енисея, либо от Енисея до Пясины. Те, кто мог быть занесен бурей восточнее Пясины, погибли бы близ нее, не имея средств зимовать, а если бы чудом выжили, поплыли бы назад, на запад. Берег за Пясиной круто поворачивает на север, где новых запасов, взамен истраченных, никак не сделать.

Столь же сказочным образом (допускает тот же автор), его герои могли попасть с острова Фаддея Северного на Новосибирские острова, и опять — не тратя ни припасов (давно истраченных), ни времени (весьма короткого лета).

Впрочем, удивляться не стоит, поскольку перед нами всего лишь продолжение давней традиции. В Очерке 5 мы увидим, что Семен Дежнев якобы смог в коче, то есть в большой лодке (а не в корабле, способном лавировать и плыть в бурю), в одну навигацию обойти вокруг всей СВ Азии. Так что Бурыкин даже не самый смелый. В том же Очерке мы узнаем, что совсем уж отчаянный историк Арктики, Б. П. Полевой, «открыл» героя, якобы проплывшего за два летних месяца из устья Лены в устье Анадыря, по пути, между делом, торгуя в реках. Осенью этот герой (звали его Иван Рубец) открыл заодно и полуостров Камчатку, и не только открыл, но (гулять так гулять!) решил до зимы подняться по реке Камчатке, дабы узнать, длинна ли она. И поднялся-таки до верховья — видимо, Полевой не знал, что на одно это нужен был тогда целый сезон.

Ювелирные изделия таймырских находок[ИПРАМ, табл. XIV]. Основная их часть не могла принадлежать простым труженикам (перстни 2,3, 5 — печатки [ИПРАМ, с. 153], инструмент приказчиков и целовальников); многие украшения женские и, в основном, русские. На кресте 25 видны пазы от четырех драгоценных камней

Обходя по берегу остров, названный позже его именем (см. карту на след, странице), Никифор Бегичев вел дневник. Под конец пути он, между прочим, записал:

«Стали возле разваленной избы. Неизвестно кем это было и когда построена изба. Видно постройка была очень давно и не инородцами. Я нашел в избе пять топоров, на подобие алебард и шахматные фигуры, сделанные из мамонтовой кости» [Бегичев, с. 77].

Вот и всё, что он написал о своей замечательной находке, и никого к ней не привлек. Жаль, находка могла быть не хуже тех, что у мыса Фаддея. Сейчас, через сто лет, там вряд ли стоит что-то искать — на том же, примерно, месте нынешняя карта показывает охотничью избу, а это значит, что остатки древней избушки давно сгорели в печи, остальное затоптано. Впрочем, саму площадку найти нетрудно, поскольку Бегичев, гуляя, ходил отсюда к проливу на юге:

«Простояли здесь неделю. Море взломало в проливе лед… Нам по льду было идти уже нельзя, да и пройти оставалось недалеко». Бегичев отправил помощников с оленями «через тундру прямым путем перерезать мыс…. а сам пошел пешком, обойти вокруг мыса. Южная оконечность острова обрывается каменистым высоким берегом. Я дал ему название мыс Колчак» [Бегичев, с. 77–78].