Юрий Чайковский - Мысы Ледовитого напоминают

Словом, до конца полярной ночи запас заведомо имелся, а на свету люди могли рассчитывать найти медвежьи берлоги. Одну из них описал ещё Де-Лонг, а Успенский обнаружил их на острове девять. Оленьи скелеты тоже, вернее всего, были следами запаса. Тогда почему же партия Толля ушла с небольшим запасом продовольствия? и оставила, например, банку с жиром?

Ну, большого запаса они просто не могли взять, поскольку не было ездовых собак — их убили ещё летом, перед плаваньем на байдарах. Главным грузом на каждой нарте была пятиметровая байдара, гора снаряжения и дрова. Поэтому-то и было брошено много полезных вещей. А вот почему ушли?

Ещё полвека назад Павел Виттенбург, биограф Толля, пришёл в выводу:

«Вынудить Толля оставить в такой неблагоприятный момент остров Беннета, по нашему мнению, могло угнетённое состояние его спутников — двух промышленников» [181] Виттенбург П. В. Жизнь и научная деятельность Э. В. Толля. М., 1960, с. 185. .

Поэтому снова глянем на записку, где «во всём достаток». На ней подробно изображены южный берег, полуостров Чернышёва с двумя мысами и за ним восточный берег острова. В конце его, на перешейке к полуострову Эммелины, значится «место постройки дома». Там, по южному берегу, обилен плавник, а с северного берега можно гдядеть, не прояснился ли горизонт, не пора ли идти на гору — высматривать землю Санникова. Именно туда, по северо-западному берегу, отправились двое учёных после того, как оставили карту с запиской, и нетрудно понять, что ожидали они увидеть на перешейке самый дом. Однако даже следа его никто позже там не обнаружил. То есть охотники выполнять задание Толля не стали.

Это признала третья записка из бутылки (воспроизведена выше, на с. 178), написанная на пороге полярной ночи и, что странно, без участия Толля. Неверная пунктуация выдаёт немца:

23. Х.1902 Четверг. Нам оказалось более удобным, выстроить дом на месте означенном здесь на этом листке. Там находятся документы. Зеберг.

Затем то же (и без «акцента») по-немецки.

Жаль, что никого не привлекла эта крохотная записка. Она напоминает, что учёные говорили друг с другом по-немецки (даже на «Заре»), а охотники — по-якутски; и это мы ещё вспомним. Далее, в указанном домике Колчаком обнаружен всего один документ (письмо Толля), написанный после этой записки. А где же остальные, обещанные? Оба учёных много писали домой, в домике осталась пачка чистой бумаги, возможность гибели была очевидна — оттого и последнее письмо президенту. Почему же нет писем домой? и почему на последней записке нет подписи Толля?

Тут-то мы и подходим к самому главному в жизненных коллизиях — к людским отношениям. В подробнейшем дневнике Толля, оставленном на «Заре», о них нет, как правило, ничего — начальник полагал, что «общее дело» важнее, и в этом он был сын своего века. А редкие исключения из этого правила тщательно изъяла его вдова Эммелина, оставив на их месте лишь характерные пятиточия. Их мы ещё коснёмся.

Что же случилось на острове? Точного ответа мы никогда не узнаем, но кое-какие вехи расставить можно и нужно. Колчак доставил нам много свидетельств, а сам конфликт наметился ещё на «Заре». Толль был мягок в обращении, заботлив к исполнителям его воли, и окружающие, особенно жители тундры, привыкшие к грубости русского начальства, очень его любили. Бруснев писал в отчёте:

«Местное население (якуты и тунгусы) встречало нас чрезвычайно радушно. Все интересовались судьбою барона Толля и его спутников. Имя барона Толля пользуется большою популярностью в тундре. Все высказывали сожаление по поводу его печальной участи» (Бруснев. Отчёт, с. 165).

Все такие места часто и охотно цитируются пищущими.

Однако Толля сжигала страсть — найти землю Санникова, ей он готов был принести в жертву всё и всех, тогда как другие вовсе не считали её поиск главной задачей. Колчак, например, сомневался в самом её наличии (Отчёт 1904) и прямо отрицал её (Доклад 1906). А в его книге «Лёд…» на с. 20 читаем следующее: летом, если мороз 15 градусов и ниже, когда над полыньёй стоит густой туман, то

«испарения издали представляются в виде очень устойчивых форм, нередко принимавших благодаря рефракции фантастические очертания, похожие на контуры отдалённых пространств твёрдой земли».

Не видели главной цели в ней и другие офицеры. По штату их на «Заре» было трое, все лейтенанты военного флота. Командиром судна был Николай Николаевич Коломейцев, помощником — Фёдор Андреевич Матисен, а третьим — Колчак. В его обязанности входили, кроме ежедневных 8-часовых вахт, все работы по гидрологии.