Томас Вебер - Становление Гитлера. Сотворение нациста

Следуя логике его собственного признания в Mein Kampf о том, как он узнал о революции на предыдущей неделе в Пазевалке, и как при этом событии он был радикализован и политизирован, первые два варианта были единственно истинно правдоподобными, при этом второй был наиболее вероятным. Если его собственная история о том, как он стал нацистом, верна, по всей вероятности он бы попытался проложить дорогу как можно дальше от социалистических революционеров. Это было бы единственным способом избежать риска вновь потерять своё зрение и быть вблизи подвергнутым воздействию той доктрины, которую он столь презирал.

Тем не менее, Гитлер не сделал ничего, чтобы избежать социалистической революционной демонстрации. В сильном контрасте к тому, как он описал в Mein Kampf возвращение своей слепоты и как он игнорировал революцию, он разыскивал левых революционеров, чтобы видеть их своими собственными глазами и ощутить социализм в действии. В действительности, в другом месте в Mein Kampf Гитлер неосторожно допустил, что он буквально отклонился от своего пути, чтобы увидеть, как социалисты демонстрируют силу в тот день: «В Берлине после войны я наблюдал массовую марксистскую демонстрацию перед королевским дворцом и в Лустгартене», — писал он. «Океан красных флагов, красных шарфов и красных цветов придавали этой демонстрации […] мощный облик, по крайней мере, внешне. Я сам мог чувствовать и понимать, сколь легко человек из народа поддаётся гипнотическому очарованию такого грандиозного и впечатляющего спектакля».

Поведение Гитлера в Берлине показывает человека, у которого нет признаков недавнего обращения к национал-социализму с глубокой антипатией в отношении социалистических революционеров. Всё же когда он, в конце концов, сел на поезд, который отвезёт его обратно в Мюнхен, город, охваченный даже более радикальным левым переворотом, чем имевший место в Берлине, то ещё должно было проясниться, как он станет реагировать на каждодневное воздействие революционной жизни.

Гитлер сел на направлявшийся в Мюнхен поезд на вокзале Анхальтер не из-за особенной любви к городу и его обитателям, но по двум различным причинам. Во-первых, у него не было настоящего выбора в этом отношении. Поскольку демобилизационный отдел полка Листа размещался в Мюнхене, ему было приказано проделать свой путь обратно в столицу Баварии. Во-вторых, его самые лучшие надежды воссоединиться со своими фронтовыми товарищами из полкового штаба должны были направить его в Мюнхен.

Даже хотя они и обращались с ним как с несколько чудаковатым человеком, Гитлер ощущал себя чрезвычайно близким к своим братьям по оружию из вспомогательного персонала полкового штаба, в отличие от солдат в окопах. Поскольку его контакты с довоенными знакомыми за время войны иссякли, и он, лишившийся родителей в восемнадцать лет, давно уже прекратил контакты со своей сестрой, сводной сестрой, сводным братом и обширной остальной семьёй, то вспомогательный персонал штаба полка Листа стал его новой квази-суррогатной семьёй. В течение войны он предпочитал общество своих товарищей какому-либо ещё. Когда Гитлер направился на юг от Берлина, солдаты Списочного полка всё ещё служили в Бельгии, но теперь это был лишь вопрос времени, когда члены полкового штаба тоже вернутся в Мюнхен. В то время, как поезд Гитлера, пыхтя, продвигался через равнины и долины центральной и южной Германии, он мог с нетерпением ожидать вскоре воссоединения с товарищами военного времени, к которым был так привязан.

Оказавшись в Мюнхене, Гитлер добрался до казарм демобилизационного подразделения своего полка на Обервизенфельд, в северо-западной части столицы Баварии. По пути он обнаружил город, истощённый более чем четырьмя годами войны и двумя неделями революции. Он проходил мимо осыпавшихся фасадов и по улицам, полным выбоин. Это был город, где краска отставала от большинства поверхностей, трава была не скошена, а парки стали почти неотличимы от дикой местности.

Должно быть, это приводило в уныние того, кто выбрал Мюнхен своим убежищем, имея подданство Австро-Венгерской Империи, — австрийского немца, живущего среди немцев Баварии. Бело-голубые баварские флаги были вывешены повсюду для приветствия возвращающихся воинов, в то время как флагов Германии можно было видеть очень немного. Это свидетельствовало о том, что город всё ещё ставил свою баварскую идентичность выше германской, именно так, как это было, когда Гитлер столкнулся с этим и невзлюбил Мюнхен в зиму 1916–1917 гг. В умах многих людей «германский вопрос» — должны ли все территории с говорящим по-немецки населением действительно быть объединены и жить вместе под одной национальной крышей — всё ещё не был разрешён.