Помимо Волконского, о начавшемся восстании правительству сообщали и сам Брандт, и, конечно, Рейнсдорп, однако в силу разных причин вести о бунте достигли Петербурга лишь 14 октября — именно в этот день в столицу были доставлены письмо Волконского Чернышеву и донесения в Военную коллегию Рейнсдорпа от 29 сентября и Брандта от 2 октября. Напомним, Россия в то время вела войну с Турцией и опасалась войны со Швецией, а потому свободных войск в распоряжении правительства не имелось. Перебрасывать же полки, находившиеся на границе, означало придать мятежу слишком серьезное значение и ненужную огласку. В результате войска против самозваного «Петра Федоровича» пришлось, по замечанию Н. Ф. Дубровина, собирать «по клочкам, небольшими разрозненными командами, и отправлять на театр действий без всякой связи и единства». Волконский получил приказ немедленно командировать из Калуги в Казань генерал-майора Фреймана, в 1772 году усмирявшего бунт яицких казаков. С ним были посланы 300 рядовых и оставшиеся три орудия пехотного Томского полка. В Казань решили послать также гренадерскую роту (182 человека) с двумя орудиями. Кроме того, царицынскому коменданту полковнику Цыплетеву было приказано не допустить переправы Пугачева через Волгу «для следования на Кубань», а коменданту крепости Святого Димитрия Ростовского генерал-майору Потапову предписывалось не допустить самозванца на Дон. Главнокомандующим войсками, посланными против Пугачева, назначался генерал-майор Василий Алексеевич Кар, один из немногих генералов, находившихся в то время в Петербурге. В его распоряжение поступали как вышеозначенные отряды, направлявшиеся в Казань, так и «тамо находящиеся войска». В случае необходимости ему были даны полномочия привлечь «башкирцев и поселенных в Казанской губернии отставных столько, сколько надобность потребует» [328] См.: Манифесты и указы, относящиеся к пугачевскому бунту // Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. 9. Кн. 1. С. 163–165; Дубровин Н. Ф. Указ. соч. Т. 2. С. 53–55, 61–64; Крестьянская война в России в 1773–1775 гг. Т. 2. С. 168, 169; Крестьянская война 1773–1775 гг. в России. Приложение. С. 296–300.
.
Когда на заседании Государственного совета 15 октября императрица спросила, достаточны ли меры, принятые против бунтовщиков, члены совета ответили утвердительно. Большинство сановников в то время полагали, будто новый бунт «не может иметь следствий, кроме что расстроить рекрутский набор и умножить ослушников и разбойников». Поэтому императрица решила добавить к уже принятым мерам лишь издание манифеста, в котором изобличала самозванца и призывала мятежников «отстать» от него. Манифест был отпечатан на следующий день в сенатской типографии в количестве 200 экземпляров, дабы не давать делу широкую огласку. Правда, вскоре после новых донесений Рейнсдорпа, в частности о начавшейся осаде Оренбурга, власти всё же решили несколько усилить войска, посланные на усмирение восставших. Военная коллегия предписывала Рейнсдорпу бунтовщиков «атаковать, разбить и рассеять», а самого Пугачева схватить. Видимо, и сам губернатор уверился в своих силах, поскольку отказался от помощи войск под начальством генерала Ивана Александровича Деколонга, двигавшихся к осажденному Оренбургу из Сибири [329] См.: Архив Государственного совета: В 5 т. Т. 1. Ч. 1. СПб., 1869. С. 437–441; Семнадцатый век. Т. 1. М., 1868. С. 100, 101; Дубровин Н. Ф. Указ. соч. Т. 2. С. 64–72; Дмитриев-Мамонов А. И. Пугачевский бунт в Зауралье и Сибири: Исторический очерк по официальным документам. СПб., 1907. С. 9; Крестьянская война в России в 1773–1775 гг. Т. 2. С. 168–171; Крестьянская война 1773–1775 гг. в России. Приложение. С. 300, 301.
.
Существуют разные версии того, почему Рейнсдорп отказался от помощи. По одной из них, он не желал делить с кем-либо славу за победу над бунтовщиками; согласно другой, не хотел лишний раз вызывать недовольство Петербурга, преувеличивая опасность [330] См.: Дубровин Н. Ф. Указ. соч. Т. 2. С. 71; Дмитриев-Мамонов А. И. Указ. соч. С. 9; Крестьянская война в России в 1773–1775 гг. Т. 2. С. 170.
. Трудно сказать, как было на самом деле, но очевидно, что в Петербурге опасность и впрямь считали преувеличенной. Поэтому неудивительно, что первоначально отряд Кара состоял всего из 522 человек при шести орудиях, а его командир вообще не ожидал сопротивления со стороны повстанцев. Находясь на границе Казанской губернии, в Кичуевском фельдшанце, в письме Екатерине II от 31 октября он писал: «Опасаюсь только того, что сии разбойники, сведав о приближении команд, не обратились бы в бег…» Днем раньше Кар получил в свое распоряжение «оружейных людей» (3468 человек), собранных по приказанию казанского губернатора Брандта. Причем часть их шла к Оренбургу отдельно, самостоятельными отрядами, например отряд симбирского коменданта полковника Чернышева. Большей частью люди, собранные Брандтом, были или плохо подготовлены к боевым действиям, или же крайне ненадежны, однако ждать подкрепления Кару было особенно неоткуда. Башкиры и калмыки, посланные ему на помощь, разбегались или уходили к Пугачеву, а отправленные в его распоряжение полевые команды (преимущественно из западных губерний) по тогдашним условиям могли добраться до цели не ранее января 1774 года. Кару не хватало провианта, орудий и боеприпасов, а имевшаяся артиллерия находилась в ненадлежащем состоянии; местные жители не только сочувствовали самозванцу, но и переходили на его сторону. Причем о подобном положении, помимо прочего, мы знаем и из собственных донесений Кара в Петербург. Правда, несмотря на это, он продолжал быть уверен в том, что Пугачев, завидев правительственные войска, сразу же побежит, и только сокрушался, что у него недостает кавалерии для погони за самозванцем. Чтобы преградить Пугачеву путь к отступлению, генерал приказал симбирскому коменданту полковнику Чернышеву занять Татищеву крепость.
Читать дальше