Евгений Трефилов - Пугачев

Но прежде чем очутиться на Яике и вновь объявить себя царем, Пугачев проделал довольно большой путь, во время которого он и его спутники стали участниками немаловажных происшествий.

Выбросив из кибитки солдата Рыбакова, беглецы направились в татарскую деревню Кирша, где у одного местного жителя «в укрывательстве» жила дружининская жена Домна с двумя малолетними детьми (она перебралась туда из Казани, узнав от старшего сына о намерении мужа бежать). Преступная компания взяла их с собой и двинулась к Алату, чтобы забрать иконы из дома Дружинина. Однако из этой затеи ничего не вышло — «в доме стоял уже караул». Узнав об этом, беглецы убрались из Алата. Переправившись сначала через реку Вятку, а потом через Каму, Емельян и его спутники очутились в селе Сарсасы, где проживал раскольник Алексей Кандалинцев, с которым Емельян познакомился, когда сидел в Казанской губернской канцелярии, а Кандалинцев приходил туда по делам. Заметим, что и этому знакомству поспособствовала «приверженность» Пугачева к старой вере. В Сарсасах Емельян задержался, а его спутники отправились на Иргиз. Вернее, выехал Пугачев вместе с ними, но затем, как утверждал во время следствия, по наущению Кандалин-цева тайком покинул товарищей и вернулся в дом Алексея [199] См.: Емельян Пугачев на следствии. С. 68, 69, 156–158; РГАДА. Ф. 6. Д. 414. Л. 276–277 об., 285 об., 287–288 об. .

Пару слов скажем о дальнейшей судьбе пугачевских спутников. Семья Дружининых скиталась по Заволжью, затем вернулась в родные места, жила близ Алата в землянке до тех пор, пока в феврале 1775 года не была арестована и доставлена в Казань. В марте Парфена и Филимона для дальнейшего следствия отправили в Москву, в Тайную экспедицию. В конечном счете Дружининых признали невиновными в антигосударственных деяниях Пугачева. Парфена возвратили в Казанскую губернскую канцелярию, где он должен был находиться до тех пор, пока не покроет недостачу казенных денег. Но Парфен недолго содержался в неволе — вскорости деньги за него внесли человеколюбивые «сограждане». Филимон же был освобожден сразу. Что же касается солдата Григория Мищенкова, то он летом 1773 года, отколовшись от Дружининых, поселился на реке Кинеле в Черкасской слободе. Что сталось с ним дальше, неизвестно [200] См.: РГАДА. Ф. 6. Д. 414. Л. 278–282, 288 об.-292, 297–310. .

Пугачев прожил в Сарсасах несколько недель, а потом отправился в дальнейший путь, который лежал на Яик. Вместе с ним поехал и Кандалинцев. Правда, по словам Пугачева, Алексей ничего не знал о его «злых замыслах» и направлялся на Иргиз «для спасения в скит». Не доезжая Яицкого городка «версты с четыре», путники встретили местную бабу, которую Пугачев спросил:

— Што, молодушка, можно ли пробратца на Яик?

— Кали есть у вас пашпорты, так, пожалуй, поезжай, а кали нет пашпорта, то тут есть салдаты, так вас поймают.

Товарищи, «испужавшись сих слов», поехали в сторону Талого умета, держателем которого был Степан Оболяев, он же Еремина Курица. Неподалеку от умета они встретили возвращавшихся с Яика порожняком «Мечетной слободы мужиков». Кандалинцев поехал с ними в Мечетную, а Пугачев, заплатив ему за лошадей, направился к Ереминой Курице. О Кандалин-цеве можно добавить только то, что во время пугачевщины он принял участие в восстании, за что и был казнен [201] См.: Емельян Пугачев на следствии. С. 69, 70, 158, 259. .

У Оболяева Пугачев появился, по одним данным, в середине июля 1773 года, а по другим — «накануне Успеньева дни», то есть 14 августа. Ереминой Курице запомнилось, что «платье на нем было крестьянское, кафтан сермяжной, кушак верблюжей, шляпа распущенная, рубашка крестьянская холстинная, у которой ворот вышит был шолком, наподобие как у верховых мужиков, на ногах коты и чулки шерстяные, белые». Степан, конечно, знал об аресте Емельяна, а потому немало удивился, увидев его.

— Как ты, Пугачев, свободился?

— Бог помог мне бежать, так я ис Казани ушол.

— Ну, слава богу, што Бог тебя спас!

— Што, брат, не искали ли меня здесь?

— Нет.

— Што слышно на Яике?

— Смирно.

— Што, Пьянов жив ли?

— Пьянов бегает, для тово что проведали на Яике, што он подговаривал казаков бежать на Кубань [202] См.: Там же. С. 70, 158, 159; РГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 38 об., 39; Д. 512. Ч. 1. Л. 229 об., 230. .

Степан разрешил Пугачеву пожить некоторое время на умете. Его нисколько не смущало, что Емельян бежал из тюрьмы — «хотя бы он с виселицы был». Главное для Степана — исполнить «слово Божие», повелевающее «странных (странников. — Е. Т.) призирать и питать». И уж тем более не могло его смутить признание Пугачева, что он не купец, а «дубовский казак Петр Иванович» (в этот раз по каким-то причинам Пугачев решил назваться так) [203] См.: Емельян Пугачев на следствии. С. 70; РГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 39–40 об., 41,41 об., 140 об.; Д. 512. Ч. 1.Л. 244 об. .