Владимир Ленин - К двадцатипятилетию первого съезда партии

[106]

на первой на юге России мельнице Вейнштейна, Нудельман — на чугунно-литейном заводе Бертрана, М. Рудавский — на заводе Нотовича, Р. Шатуновский — у Кравковчинского, Лавров — на машиностроительном заводе Белинно-Фендерих, Баткин — у Вальтуха, столяр Иван [63] Иван столяр — плотник из внутренних губерний России до вступления в кружок был отчаянным юдофобом, сильно попивал, отчаянно, со смаком ругался. После обработки его человек резко изменился, все как рукой сняло. Стал читать и другим объяснять. Человек переродился. ) — у Жако, Розенфельд — на мельнице Инбер. Всюду на заводах имеются уже свои ребята, и налаженные связи. Имеем ряд конспиративных квартир. Усиленно ведем организационно-пропагандистскую работу. Но силы наши недостаточны. Как я сказал выше, дальше продолжать работу, разбрасывая свои силы, нам представлялось непродуктивным и мало производительным.

И вот на конспиративной квартире у Поли большой и Клары Бернштейн на Пересыпи (на Московской улице) было нами устроено, если не ошибаюсь, в июне 1897 г. большое-собрание, на котором присутствовали кроме группы ряд товарищей из кружков (человек 25). На это собрание был приглашен и представитель николаевской организации Лева Бронштейн (Л. Троцкий). Мы поставили вопрос ребром об оставлении своей работы среди ремесленников и переброске всех на фабрики и заводы. Наша точка зрения была сформулирована Нудельманом резко и прямолинейно; «ни одного человека, ни одной книжки ремесленникам — все на заводы и фабрики». Этот взгляд группы разделяло подавляющее количество членов организации. Но вот выступает с блестящей, сразу поразившей нас всех, речью т. Лева, этот 18-летний юноша, с большой шевелюрой — этот будущий мировой, вождь, и обличает нас своей увлекательной горячей речью. Он выступает против нас, против наших теоретических выкладок, обоснованности и неизбежной необходимости изменения фронта нашей работы.

«Оставлять работу среди ремесленников нельзя, — надо тем и другим», приблизительно так говорил т. Л. Троцкий. Среди нас чувствуется колебание. Но мы, оправившись от этих чар, остаемся при своем. Часть товарищей с Гринблатом уходят, соглашаясь с точкой зрения т. Л. Бронштейна.

[107]

И тогда-то т. Троцкий начал вести кружок молодых трудников, о которых говорит т. Невский.

Товарищ Троцкий произвел на меня тогда прямо ошеломляющее впечатление. Он в своей косоворотке, в пенснэ, с широким лбом, умел {12} 12 Исправлено. Возможна опечатка. В оригинале — ушел — V_E. , как я отметил уже тогда, очаровывать, и мы я помню, говорили между собою о нем как о будущей силе. Мы его страшно полюбили. И зато, как мы обрадовались, когда сидя в тюрьме, я получил записку от Гринштейна, который писал: «Ура! Лева наш», т.-е., что он стал марксистом. До тех пор мы его считали прикосновенным к народничеству, хотя в действительности он работал как социал-демократ.

После этого решающего собрания мы сконцентрировали все свои силы, все свое внимание на заводах. Каждый член группы, работающий в мастерской, обязан был сам перейти на работу в завод, фабрику. Хуже дело обстояло с нашими девушками. В то время связей с женщинами, работающими на фабриках, у нас совсем не было. Поэтому наши работницы обязаны были бросить свои мастерские. Они шли на друтовую фабрику, пробочную и др., где завязывали сношения.

К тому времени особенно сильна была связь с мельницами, которые мы захватили почти все и стремились их объединить общей кассой и забастовкой, а также специально заказанным и отпечатанным Киевской организацией листком «К мельничным рабочим».

Приблизительно к сентябрю месяцу 1897 г. относится приезд к нам т. Альберта Поляка, члена «группы Рабочей Газеты», с которым мы познакомились через Ц. Липовецкую, Поляк вошел в нашу группу, снабжал нас литературой и новой вышедшей «Рабочей Газеюй», связав нас с Киевом и закрепил наши связи с другими городами.

Прежде чем сказать о том впечатлении, которое произвела на нас «Рабочая Газета», я должен сказать, что товарищ Поляк застал уже у нас в группе Моню Гандлера, известного провокатора, о котором нелишне будет сказать несколько слов.

В средине 90-х годов, начиная с ареста Нехамкеса-Стеклова, Розенблюма, Кульчинского и других в нелегаль-

[108]

ных кружках подвизался молодой рабочий из интеллигентов, машинист и слесарь Одес. водопровода М. Гандлер. Попа— {13} 13 Так в оригинале. Возможна опечатка. По смыслу требуется — «Попав» или «Попал» —V_E. однажды в лапы к жандармам, он был тогда вольноопределяющимся, очевидно, тогда, же был обработан охранкой и стал на службе очень полезным сотрудником ввиду огромных связей его. Оффициальных документов, подтверждающих его службу у жандармов, у меня не имеется — они в свое время, очевидно, были сожжены. Но в делах жандармского Управления {14} 14 Исправлено. В оригинале — Управлени — V_E. , имеются определенные ссылки на свидетельство «нашего сотрудника». Дело историков путем изыскания и изучения архивного материала добыть документы. Я же хочу только дать несколько живых воспоминаний об этом провокаторе члене нашей группы, сумевшем несколько лет работать, постоянно проваливать публику и не быть раскрытым. Гандлер в период 1894-1898 г.г. был окружен ореолом «пострадавшего». И замечательно, что при каждом провале какого-нибудь кружка чувствовалась рука провокатора, но Гандлер умелой рукой умел своевременно через близких ему приятелей невзначай бросить слух — «такого остерегаться, выдает». Слух дальше ширился и дело сделано. Себя он этим ограждал. Так, я помню при арестах Ф. Мильмана, Кульчинского и нас (1894-1895), усиленно муссировался слух о провокаторстве Даревского ст., члена нашего кружка. Это обвинение, как было установлено исходило от Гандлера. То же было при аресте сестер Корнблюм, Асс и других.